— Прощай, мой желанный!
Загудѣлъ третій свистокъ. Матреша сбѣжала со сходни. Антонъ поднялся на мостикъ и сталъ къ рулю съ подручнымъ.
Старый капитанъ въ дождевикѣ поверхъ теплаго пальто, обмотанный шарфомъ и въ теплыхъ англійскихъ перчаткахъ, озабоченный стоялъ на мостикѣ, обернувшись къ кормѣ, что бы не прозѣвать хода впередъ при отдачѣ швартововъ, и пароходъ не ударился бортомъ о стѣнку мола.
Увидавъ своего любимца, славнаго рулевого, Никифоръ Андреевичъ кинулъ:
— Легко, Антонъ, снарядился. Зазябнешь. Есть полушубокъ?
— Есть, вашескобродіе. Не успѣлъ одѣться. Снимемся, надѣну.
— Видно, жена помѣшала?
— Пріѣзжала проводить, Никифоръ Андреичъ!
Убрали сходню Никого изъ постороннихъ не осталось.
— Отдавать швартовы! — скомандовалъ капитанъ.
И сію же минуту, какъ только что стали отдавать швартовы, капитанъ возбужденно крикнулъ по телефону въ машину:
— Полный ходъ впередъ!
Машина застучала, и винтъ забуровилъ. «Бакланъ» отходилъ отъ пристани и, раскачиваясь съ бока на бокъ, обдаваемый верхушками волнъ, направился, сдѣлавъ поворотъ налѣво, въ море.
Капитанъ тихонько перекрестился и, полный рѣшимости не оставить мостика, что бъ бороться съ штормомъ, съ угргомымъ видомъ человѣка, для котораго
