канавки и лужицы. Ледяной, захватывающій холодъ! И какіе порывы вѣтра, пригибающіе къ землѣ деревья и рвущіе крыши и вывѣски!
«О, Господи! Что тамъ въ морѣ!» — думала Матреша.
И, вернувшись въ комнату, она, рыдая, молилась:
«Спаси, Боже, пароходъ!»
На слѣдующій день штормъ бушевалъ, какъ вчера, и жильцы жаловались, что въ комнатахъ холодно. Номера третій и пятый, необыкновенно злые и недовольные Матрешей, говорили ей, что жить въ этакомъ пансіонѣ нельзя — морозятъ здѣсь — и къ вечеру Ада Борисовна упрекнула Матрешу, что она стала дерзка съ жильцами. Жаловались, что она долго не идетъ на звонки.
— Свиньи они, вотъ что! — со злостью отвѣтила Матреша и прибавила: — Холодъ въ комнатахъ. Они и за это сердятся!
Къ вечеру Матреша стала еще нервнѣе и раздражительнѣе. Телеграммы не было. Ночь Матреша безпокойно спала, часто просыпалась и прислушивалась, нѣтъ ли стука въ прихожей.
Прошла ночь. Настало утро. Штормъ не стихалъ. Телеграммы не было.
Послѣ уборки комнатъ, не спросившись Ады Борисовны, Матреша поѣхала въ агентство узнать, гдѣ «Бакланъ?»
Въ агентствѣ отвѣтили, что о немъ нѣтъ никакихъ извѣстій.
Матреша вернулась убитая.
