И, добравшись до тепла, многіе молились и плакали.
Никифоръ Андреевичъ дремалъ въ рубкѣ на мостикѣ тревожной, прерывистой дремотой. Каждую минуту онъ въ ужасѣ просыпался, вскакивалъ и выбѣгалъ.
Штормъ ревѣлъ. Пароходъ все больше и больше покрывался льдомъ.
Только вахтенный и рулевой на мостикѣ и двое часовыхъ на палубѣ уныло бодрствовали.
«Черезъ часъ, другой... смерть!» — мысленно проговорилъ Никифоръ Андреевичъ.
Ужъ онъ перестрадалъ предсмертный муки, простился заочно съ семьей и теперь съ покорнымъ отчаяніемъ ждалъ смерти.
Онъ какъ будто уже не жилецъ... И ему безразлично, пожалѣютъ ли его близкіе и что скажетъ начальство.
Мѣшанинъ изъ Новороссійска громко читалъ молитвы.
Вахтенный помощникъ вдругъ зарыдалъ.
Капитанъ не чувствовалъ сожалѣнія. И, изнеможенный, усталый отъ всей этой каторжной жизни, понятой имъ только теперь, — проговорилъ почти что съ мольбой;
— Скорѣе бы смерть!
11.
Забрезжило утро.
Осунувшійся за эту ночь и казавшійся дряхлымъ старикомъ, Никифоръ Андреевичъ недовѣрчиво встрѣ-тилъ надежду, охватившую измученное сердце, словно приговоренный къ смерти вѣсть о помилованіи.
Море, казалось, миловало, и надежда крѣпла въ
