да шить. Сработаетъ и получитъ деньги, а то и въ долгъ повѣритъ... А маменька...
Еврей приложилъ палецъ ко лбу и восторженно проговорилъ:
— У нея здѣсь пять Ротшильдовъ сидѣло. И будь у нея оборотный капиталъ, тогда всѣ мы были бы богаты... Маменька выдумывать умѣла гешефты... И чего, чего она только ни выдумывала, что бъ прокорммить насъ! И комиссіонершей была, и сватала, и дичь господамъ продавала, и контрабандныя сигары имѣла. А насъ много было... пять братьевъ и пять сестеръ.
— Такъ вотъ, такимъ родомъ, я открылся тогда маменькѣ, какъ трудно Мошкѣ жить, просилъ ее занять мнѣ десять рублей и прислать поскорѣе. А верну я эти десять рублей, молъ, въ скоромъ времени и съ «прицентами». Послалъ я это письмо и жду отвѣта. Думаю, ежели на хитрость пущусь, то, можетъ, и фитьфебель не такъ будетъ драться и ротный усмирится...
— Какая же была твоя хитрость, Моисей Исакычъ? — заинтересованный спросилъ Сойкинъ, слегка заплетая языкомъ.
— А вы слушайте, Антонъ Мванычъ, — тогда и узнаете, какая была моя хитрость. И звините, не вредно ли вамъ будетъ отъ этого самаго рома, ежели его много выпить?
— Мнѣ-то? Не бойсь, Моисей Исакычъ... Я знаю свою плепорцію...
— А какъ вашъ старшій офицеръ на счетъ плепорціи?
— Чтобы на своихъ ногахъ явился! — разсмѣялся матросъ. — Жаль, что и ты не пьешь, Моисей Исакычъ. Пилъ бы, легче было бы тебѣ жить въ солдатахъ...
