Щеголяя своимъ сипловатымъ баскомъ, лейтенантъ крикнулъ:
— Фалрепные, караулъ и музыка наверхъ, адмирала встрѣчать!
Старый боцманъ Кряква засвисталъ и закончилъ команду руладой артистическаго сквернословія.
Здоровые на подборъ гребцы на гичкѣ наваливались изо всѣхъ силъ, откидываясь совсѣмъ назадъ, что бы сильнѣе сдѣлать гребки, и минутъ черезъ десять гичка съ разбѣга зашабашила и, удержанная крюкомъ, остановилась какъ разъ кормой къ серединѣ рѣшетчатой доски трапа.
— По чаркѣ, молодцы! — отрывисто бросилъ адмиралъ, выскакивая изъ шлюпки.
И, видимо довольный своими гребцами, сдобрилъ свои слова краткимъ комплиментомъ въ видѣ своеобычнаго морского привѣтствія.
— Ради стараться, ваше превосходительство! — отвѣтилъ загребной отъ имени всѣхъ красныхъ, вспотѣвшихъ и тяжело дышавшихъ гребцовъ.
Адмиралъ не поднялся, а взбѣжалъ съ маху мимо фалрепныхъ, по-двое стоявшихъ у фалреповъ на поворотахъ колѣнчатаго высокаго параднаго трапа, и у входа былъ встрѣченъ капитаномъ и вахтеннымъ начальникомъ. Офицеры стояли во фронтѣ на шканцахъ. По другой сторонѣ караулъ отдавалъ честь, держа ружья «на караулъ». Хоръ музыкантовъ игралъ любимый тогда во флотѣ венгерскій маршъ въ честь Кошута.
И, словно бы избѣгая этихъ парадныхъ встрѣчъ, отмѣнить которыя было неудобно, адмиралъ, раскланиваясь, торопливо скрылся лодъ полуютъ, въ свое просторное адмиральское помѣщеніе.
