ихъ быть на высотѣ положенія! — не безъ «лирики» проговорилъ капитанъ.
— Что вы вздоръ городите-съ! — рѣзко оборвалъ Максимъ Ивановичъ. — Что-съ? Какая тамъ радость и высота положенія... лакейство-съ!.. Это брехня на офицеровъ... Что-съ? — выкрикивалъ, точно спрашивалъ взбѣшенный адмиралъ, хотя капитанъ не думалъ возражать. — И вы ничего не говорите офицерамъ... Поняли-съ?
— Понялъ, ваше превосходительство!
— Я самъ имъ скажу, что адмиралъ не хотѣлъ бы видѣть подтвержденія глупостей князя и дамы въ обморокѣ отъ... отъ морскихъ терминовъ, что ли... Однимъ словомъ... Я попрошу офицеровъ, и они воздержатся... Слышали-съ?
— Слушаю, ваше превосходительство.
— А больше васъ не задерживаю, можете идти-съ!
Капитанъ вышелъ, улепетывая какъ вѣжливый боязливый котъ отъ оскалившей зубы собаки.
«Подлинно собака!» — съ ненавистью подумалъ капитанъ.
Адмиралъ, раскраснѣвшійся и отъ возмущеннаго чувства, и отъ многихъ рюмокъ марсалы, сердито проговорилъ:
— Экая подлая лакейская душа! Думаешь, и ко мнѣ въ душу влѣзешь? Дудки, лукавый грекъ! Адмиралъ раздраженно выпилъ рюмку марсалы и крикнулъ:
— Сусликъ!
— Есть, — отвѣтилъ прибѣжавшій вѣстовой.
— Марсалы на донышкѣ, а ты не видишь?... А?
— Не будетъ ли вреды, Максимъ Иванычъ? — заботливо и осторожно нромолвилъ Сусликъ.
