— Молчи, чортова свайка! На ночь вредно? Какой-нибудь графинчикъ... да еще и «грекосъ» пилъ! — привралъ вѣстовому адмиралъ. — Давно не училъ тебя, гувернера, идола, что ли? Да живо!.. И трубку!
Вѣстовой исчезъ и вернулся съ трубкой и съ графиномъ марсалы, но наполненнымъ до половины только.
3.
Капитанъ призвалъ къ себѣ старшаго офицера Николая Васильевича Курчаваго, разсказалъ о счастьи, которое выпало «Султанъ-Махмуду», и обычнымъ своимъ ласковымъ тономъ продолжалъ:
— Такъ ужъ вы присмотрите, дорогой Николай Васильичъ, что бы смотръ какъ слѣдуетъ... Чтобы паруса горѣли... при постановкѣ и уборкѣ... Орудія что бы летали... И что бы ни соринки нигдѣ... Однимъ словомъ... идеальная чистота...
— Все будетъ исправно, Христофоръ Константинычъ! — нетерпѣливо проговорилъ старшій офицеръ.
«Чего размазывать, коварный грекъ!» — подумалъ этотъ блестящій морской офицеръ и любимецъ севастопольскихъ дамъ, молодой, красивый и щеголеватый капитанъ-лейтенантъ.
И его жизнерадостное, веселое лицо вдругъ стало напряженнымъ и подавленнымъ.
— Ужъ я знаю, дорогой Николай Васильичъ, что съ такимъ превосходнымъ старшимъ офицеромъ командиръ спокоенъ... Я такъ только для очистки совѣсти напомнилъ...
— Такъ позволите идти, Христофоръ Константинычъ?..
