розогъ. Это братцы, первая была, всыпка за Нюшку! Однако, и покурить пора!
Съ этими словами Дымновъ всталъ и ушелъ на бакъ.
— Отчаянный этотъ Дымновъ! — проговорилъ Егорка.
— И Нюшка эта отчаянная! — вымолвилъ Антоновъ. — Я бы съ такой бабой не связался! — прибавилъ онъ.
— То-то я и говорю... Не стоитъ баба того, что бы изъ-за нея на рожонъ лѣзть...
— Облестила, значить, съ перваго раза... Ну и правду сказать: форменный мужчина, лестный бабамъ... Красивъ шельма... Не даромъ въ Брестѣ французинька за имъ на клиперъ пріѣзжала... Втюрилась...
Черезъ нѣсколько минутъ пришелъ Дымновъ, усѣлся и продолжалъ:
3.
— Отпросился я у фетьфебеля и въ десять былъ у офицерскихъ хлигелей... Въ скорости вышла Нюшка... Я за ей въ отдаленности иду. Завернула она въ проулокъ... пошла тише. Я къ ней. Поздоровкались. Смѣется. «А вы и въ правду отчаянный... Не боитесь. И наказывали васъ, а вы пришли... Ну, теперь лучше уходите, а то, сохрани Богъ, узнаетъ Ухватовъ, накажутъ васъ больше». И опять меня этими словами только въ задоръ привела. А я не только не ушелъ, а слѣдомъ за ней съ полчаса времени шелъ... Нюшка обернется, видитъ — я тутъ, и смѣется, а мнѣ и весело... Только у самыхъ хлигелей наткнулся я на экипажнаго. Остановилъ. Въ зубы. «Ты, говорить, зачѣмъ не въ казармахъ?» И не далъ ничего обсказать. Тую жъ минуту
