3.
Волкъ лежалъ на койкѣ рядомъ съ матросомъ Бычковымъ, сломавшимъ себѣ ногу при паденіи съ марса-реи фрегата «Проворный».
На третью ночь нослѣ постунленія въ госпиталь, Волкъ не спалъ. Болѣла голова, и тревожили тяжелыя мысли. Не занятый работой, онъ вспоминалъ недавнее время, — и не могъ отъ него оторваться.
И съ какою-то мучительной проясненностью проносились передъ нимъ картины счастья. А теперь?
Волкъ только встряхивалъ головой, словно отгоняя отъ себя тоску.
Припоминалъ, въ чемъ виноватъ былъ передъ Ѳенькой, и мучился раскаяніемъ.
«Оттого и бросила!» — объяснялъ внезапное рѣшеніе Ѳеньки этотъ, не понимавшій женщинъ, матросъ. И съ тоской любящаго сердца, потерявшаго на-вѣки Ѳеньку, прошепталъ:
— Крышка!
— Чего не спишь, Волкъ? Это насчетъ чего крышка? — спросилъ сосѣдъ по койкѣ.
Волкъ не отвѣчалъ.
Но ему вдругъ захотѣлось открыться, выкрикнуть кому-нибудь про боль смятенной души, не дающей покоя.
И, сдерживаясь отъ волненія, проговорилъ:
— А я, братецъ ты мой, думаю: не можетъ этого быть, что бы бабья душа была вродѣ какъ безпардонная... Сегодня, къ примѣру, ты хорошій, а завтра — подлый человѣкъ, и что бы духа твоего не было... Такой
