шенной единства федераціи грековъ, силы которыхъ къ тому же и численно уступали персидскимъ. Этотъ результатъ, на первый взглядъ странный, объясняется въ значительной мѣрѣ стеченіемъ внѣшнихъ и случайныхъ обстоятельствъ, среди которыхъ особенно важно возстаніе, кипѣвшее въ самомъ сердцѣ большого государства, въ его главной житницѣ и на узлѣ торговыхъ и военныхъ дорогъ. Одновременная неудача персовъ въ Европѣ и вавилонскій мятежъ отмѣчаютъ вообще кризисъ въ державѣ Ахеменидовъ. Она явно не въ силахъ была распространять дальше свою завоевательную политику. Но, съ другой стороны, на исходѣ Ксерксова предпріятія отразились естественный условія, заключавшіяся въ строеніи Греціи и въ характерѣ населявшаго ее народа.
Персы хотѣли пройти шагъ за шагомъ всю Грецію и поддержать свою сухопутную армію флотомъ. Въ томъ и другомъ движеніи они встрѣтили большія затрудненія. На сушѣ мѣшали послѣдовательно пересѣкающіе дорогу кряжи горъ, которые позволяли лишь медленно перебираться изъ одного кантона въ другой; персы съ трудомъ пробились въ Среднюю Грецію, но такъ и не рѣшились напасть на послѣднюю загородку, пересѣкающую перешеекъ. На морѣ они имѣли дѣло съ безконечно извилистой линіей береговъ, которая давала возможность греческимъ кораблямъ ускользать отъ подавляющей массы персидскаго флота и вновь собираться для сопротивленія. Иранцы явились на чуждую имъ почву, и все чуждое соединилось противъ нихъ: незнакомыя внѣшнія условія и вжившаяся въ нихъ своеобразная культура. Главной особенностью этой культуры была необыкновенно напряженная жизнь самостоятельныхъ мелкихъ общинъ, составъ которыхъ не превышалъ въ среднемъ десятка или полудесятка тысячъ гражданъ. Маленькая община Платей, выставивъ ополченіе въ 1000 человѣкъ, отправила въ бой все свое гражданство. Этотъ платейскій отрядъ, а также ополченіе сосѣднихъ Ѳеспій бились въ 470 году почти у самыхъ стѣнъ своихъ городовъ. Въ 490 году аѳиняне дали битву въ полуднѣ пути отъ своего города. Всѣ они защищали свою автономію, а содержаніе автономіи составляло группу очень реальныхъ и сильныхъ чувствъ: здѣсь соединялась привязанность къ своей маленькой, старательно обработанной землицѣ, гордость при видѣ своихъ стѣнъ, оберегающихъ гражданство отъ подчиненія посторонней силѣ, и готовность каждаго члена общины защищать свой домъ. Эти непокорные земледѣльцы и садоводы, ремесленники и торговцы не сдавались даже въ крайне отчаянномъ положеніи, когда территорію захватывалъ врагъ. Они уходили въ сосѣднія горы или, какъ аѳиняне въ 480 году, обращались въ пловучій народъ-островъ, готовые броситься на поиски новой родины; автономія тогда замыкалась внутри кораблей, но товарищеская сплоченность общины оставалась попрежнему живой силой. Персы могли бы добиться успѣха въ Греціи только при полномъ истребленіи поднявшихся противъ нихъ общинъ.
Оцѣнка побѣды среди самихъ грековъ. Впослѣдствіи, въ вѣкъ раціонализма, существовали два, до извѣстной степени противоположныхъ взгляда, отразившихся одинъ у Геродота, другой у Ѳукидида. Геродотъ, поклонникъ аѳинской демократіи, выдвигаетъ на первое мѣсто предусмотрительность аѳинянъ, ихъ несокрушимую энергію и неослабѣвающую предпріимчивость; Греція имъ обязана своимъ спасеніемъ. Ѳукидидъ, болѣе холодный наблюдатель, принимаетъ другое сужденіе: «извѣстно, — говоритъ онъ устами коринѳянъ, — что варваръ потерпѣлъ неудачу, главнымъ образомъ, отъ собственныхъ ошибокъ»45. Въ силу этого взгляда неудача персовъ была только счастливой случайностью для Греціи, а не слѣдствіемъ ударовъ, нанесенныхъ военнымъ геніемъ грековъ.
Взгляды участниковъ самой войны были не такъ отвлеченно-разсудочны, какъ заключенія историковъ слѣдующихъ поколѣній. Ярко отразились они въ пьесѣ Эсхила «Персы», поставленной на сценѣ въ десятилѣтіе, ближайшее къ нашествію азіатовъ. Эсхилъ влагаетъ мораль своей патріотической драмы въ уста умершаго врага Дарія, который представляется ему великимъ и разумнымъ устроителемъ громаднаго государства. Въ рѣчи Дарія мы находимъ, къ нашему изумленію, прежде всего, очень благопріятную оцѣнку персидскихъ царей и въ особенности Кира, отличавшагося «мягкостью». О предпріятіи сына Ксеркса Дарій говоритъ, какъ о юношеской безумной выходкѣ. «Но какъ спасти намъ персидскій народъ отъ дальнѣйшихъ страданій?» спрашиваетъ хоръ стариковъ. Духъ Дарія отвѣчаетъ: «Никогда болѣе не помышляйте идти походомъ на равнины Эллады, хотя бы войско ваше было еще громаднѣе числомъ; вѣдь съ ними въ союзѣ сражается ихъ родная земля». — «Что за слово сказалъ ты? Какъ это имъ помогаетъ земля?» — Дарій: «Она поражаетъ голодомъ всѣхъ, кто занесся въ гордынѣ непомѣрной»46. Далѣе Дарій изображаетъ предстоящую гибель персовъ при Платеяхъ (время дѣйствія въ «Персахъ» непосредственно послѣ Саламинской битвы). За что обрушивается на нихъ столь ужасная катастрофа? «За то, что они осквернили алтари греческихъ боговъ, ограбили и сожгли храмы. Боги произнесутъ надъ ними свой справедливый приговоръ и накажутъ ихъ за высокомѣріе».
Воля боговъ, могущество высшихъ силъ — вотъ основной двигатель въ великомъ столкновеніи. Эсхилъ, правда, не забываетъ сказать комплиментъ республиканскому духу аѳинянъ: «они никому не подчинены,
