рѣшеніи узнали другіе делегаты, второй аѳинскій посолъ Леонъ воскликнулъ: «Говорю передъ Богомъ, что намъ, аѳинянамъ, придется искать, вмѣсто царя, другого союзника!» Артаксерксъ заинтересовался выходкой горячаго аѳинянина и просилъ перевести его слова; узнавши, въ чемъ дѣло, онъ велѣлъ прибавить для утѣшенія аѳинянъ къ тексту грамоты: «если аѳиняне сумѣютъ указать болѣе справедливыя условія, пусть сообщать ихъ царю». Ему, очевидно, очень нравилась роль постояннаго третейскаго судьи во всѣхъ греческихъ дѣлахъ (367 г.).
Возвратившись домой, послы высказались о персахъ въ мѣру испытанныхъ при сузскомъ дворѣ милостей. Леонъ обвинилъ Тимагора въ измѣнѣ, и аѳинскій народъ присудилъ подкупленнаго делегата къ смертной казни. Элейскій посолъ былъ въ восторгѣ отъ персовъ, потому что царь поставилъ Элиду выше Аркадіи, а аркадскій посолъ Антіохъ, силачъ и борецъ, не получившій ни гроша, острилъ, что у царя много поваровъ, кондитеровъ, виночерпіевъ и лакеевъ, зато не видно людей, которые могли бы сразиться съ греками; а знаменитое золотое древо у царскаго трона не даетъ тѣни даже стрекозѣ.
Если въ Сузѣ такъ легко было делегатамъ забыть республиканскія традиціи, то въ самой Греціи дѣло обстояло нѣсколько иначе. Ѳиванцы очень скоро получили урокъ отъ своихъ же союзниковъ, которыхъ вызвали къ себѣ для выслушанія новаго царскаго мира. Въ собраніи выступилъ персъ, привезшій грамоту съ царской печатью; онъ показалъ печать, торжественно вскрылъ ее и прочиталъ текстъ договора; ѳиванцы предложили со своей стороны союзникамъ присягнуть въ соблюденіи выговоренныхъ въ немъ условій, но делегаты объявили, что явились только выслушать сообщенія, а не для ратификаціи; съ послѣднею цѣлью должно обратиться къ самимъ общинамъ, какъ автономнымъ силамъ. Особенно непріятныя вещи пришлось выслушать ѳиванцамъ отъ депутатовъ Аркадіи, страны, которой они помогли возродиться къ политической жизни: аркадянинъ Ликомедъ заявилъ, что союзному собранію (σύλλογος) вовсе не мѣсто въ Ѳивахъ; оно должно быть тамъ, гдѣ кипитъ война, въ Пелопоннесѣ. Ѳиванцы пробовали остановить его рѣчь и сказали, что онъ портитъ имъ союзниковъ; тогда Ликомедъ и съ нимъ всѣ остальные аркадяне покинули засѣданіе. Пришлось посылать договоръ по отдѣльнымъ общинамъ; первый же городъ, получившій текстъ царскаго мира, Коринѳъ, объявилъ, что не станетъ присягать, потому что не имѣетъ ничего общаго съ царемъ; отказались и другіе. «Такъ рушилась воображаемая держава (τῆς ἀρχῆς περιβολὴ) Пелопида, и ѳиванцевъ»9.
Послѣднее замѣчаніе Ксенофонта, безъ сомнѣнія, внушено традиціонной ненавистью и насмѣшкой аѳинянъ въ отношеніи ѳиванцевъ; но въ немъ заключенъ до извѣстной степени общегреческій приговоръ надъ политикой Ѳивъ. Среди общаго истощенія и разстройства Греціи выдвинулась съ притязаніемъ на первую роль грубоватая, отсталая Беотія. Она сумѣла выставить крупный военный талантъ Эпаминонда и показала себя лучшимъ греческимъ войскомъ IV вѣка; оригинальна была и ея программа иностранной политики. Но съ дипломатической и политической стороны она заявила себя средой бездарной и лишенной всякой чуткости. Въ сущности Ѳивы своимъ неумѣлымъ вмѣшательствомъ въ дѣла Македоніи и Ѳессаліи открыли македонскимъ царямъ пути въ Грецію. Ѳиванцы вообразили, что могутъ всего достигнуть лестью и ухаживаніемъ за великимъ царемъ; въ деликатныхъ вопросовъ федеральнаго права, въ искусствѣ сношеній съ автономными общинами они обнаружили полную неспособность. Въ самой Беотіи ѳиванцы ознаменовали свою объединительную дѣятельность экзекуціями и разрушеніями; они воспользовались заговоромъ орхоменскихъ рыцарей, чтобы окончательно разгромить стариннѣйшій городъ Беотіи, разрушить стѣны Орхомена, продать въ рабство его населеніе и присоединить къ Ѳивамъ его территорію.
Впрочемъ, большая перемѣна видна и въ аѳинянахъ, которые были въ прежнее время такими мастерами политическаго искусства; теперь они обнаруживали отсутствіе сдержки, суетливость и непослѣдовательность, безпрерывно нарушали выработанное при участіи самихъ же Аѳинъ новое федеральное право и затѣмъ срывали свой гнѣвъ на дипломатахъ и командирахъ, которымъ не удавалось поспѣть за нервическими поворотами настроеній.
Колебанія аѳинской политики. Положеніе руководящихъ дѣятелей въ Аѳинахъ было не менѣе трудно, чѣмъ въ эпоху Пелопоннесской войны. Надо удивляться еще, какъ долго удавалось Каллистрату сохранять свое вліяніе. Среди очень трудныхъ обстоятельствъ онъ лавировалъ между Спартой и Ѳивами, а въ орудованіи морскимъ союзомъ между централизмомъ и автономіей. Компромиссы, къ которымъ онъ прибѣгалъ, составляли результатъ необходимости удовлетворять одновременно интересы двухъ противоположныхъ группъ: консервативно-умѣренной, состоявшей изъ аѳинскихъ капиталистовъ, и радикально-демократической, опиравшейся на сельскую и городскую бѣдноту. Первая всячески желала избѣгнуть войны, поскольку война была связана съ усиленными налогами на имущество; поэтому она старалась соблюдать федеральныя условія и не раздражать союзныя общины нарушеніемъ автономіи. Въ ея интересы входила дружба съ посторонними воинственными силами, Спартой, македонскимъ и ѳракійскимъ царьками, а также полученіе субсидіи отъ великаго царя (очень вѣроятно, что
