бокій разрывъ въ старыхъ патріархальныхъ общинахъ. Молодыя безпокойныя поколѣнія вырвались изъ мелкой тѣсной жизни, направляемой традиціями и стародавнимъ обычаямъ. Дѣти ушли отъ отцовъ, мятежные и предпріимчивые элементы отъ покойныхъ и косныхъ. Передъ уходомъ они осмѣяли и опрокинули своимъ отрицаніемъ старые авторитеты, какъ земные, такъ и небесные. Они отказались повиноваться унаслѣдованнымъ властямъ, соединились вокругъ своихъ новыхъ вождей по собственному выбору и влеченію и организовались на началахъ новаго права. Это — право войны, право сильныхъ; въ немъ громко звучитъ индивидуальное начало: «что я пріобрѣлъ своимъ мечомъ, то мое личное, а не общее, не божье, какъ учили старинные служители боговъ, управлявшіе ихъ имуществомъ».
Новые люди исполнены удальства, увѣренности въ своихъ силахъ, пренебреженія къ обветшалымъ формамъ и понятіямъ, которыя ими покинуты. Ихъ сопровождаетъ своя интеллигенція, которая пытается выразить новые дерзанія и вкусы. У Гомера какъ бы слышатся отзвуки ироническаго и отрицательнаго отношенія къ богамъ, чтимымъ на старой родинѣ. Эта высшія силы, которыми пугали въ свое время старики, не страшны больше удальцамъ. Человѣкъ можетъ теперь дерзать на все, даже вызывать на бой само божество, по крайней мѣрѣ, тѣхъ боговъ, которые послабѣй. Съ другой стороны, человѣкъ всегда склоненъ представлять себѣ бога по своему подобію: и тамъ, на небесахъ, онъ воображаетъ такое же, какъ онъ самъ, поколѣніе славолюбивыхъ, колеблемыхъ страстями, непостоянныхъ и легко возбудимыхъ воинственныхъ существъ; такое же отсутствіе дисциплины на Олимпѣ, какъ въ войскѣ, стоящемъ подъ Троей; ту же похвальбу передъ поединкомъ, способность быстро ссориться и быстро мириться и т. д. Наконецъ, у дружиннаго общества есть большая наклонность къ сказкѣ и фантастическому роману; данные традиціей образы и мотивы онъ разнообразитъ и расцвѣчиваетъ, придумываетъ все новые и новые сцены и обороты; такимъ образомъ пышно развивается миѳологія, вытѣсняющая собственно религію.
Но гомеровское общество кажется антирелигіознымъ лишь по отношенію къ старинѣ, къ покинутой родинѣ и ея святынямъ. Его раціонализмъ или скептицизмъ — не общій, не безусловный, а лишь частный, ограниченный. У воителей есть свои религія. Согласно ихъ вѣрѣ, человѣкъ не такъ приниженъ передъ высшими силами, онъ гораздо болѣе самостоятеленъ. Божества стоятъ къ нему несравненно ближе, они относятся къ нему очень интимно: если человѣкъ и божество разнаго пола, они могутъ вступать въ супружескія отношенія; у выдающагося героя есть свой спеціальный покровитель или покровительница среди боговъ, и отношеніе къ такому духу-хранителю со стороны человѣка глубоко почтительное.
Далѣе, есть вѣра въ какую-то страшную міровую силу, неисповѣдимую судьбу, губящую не только людей, но налагающую свою тяжелую руку и на боговъ. Къ ней, однако, нѣтъ подступу: ее нельзя ни умолить, ни отстранить; она не составляетъ предмета культа. Наконецъ, люди героическаго вѣка крайне озабочены мыслью о загробной жизни. При изученіи гомеровскаго опоса обратили вниманіе на сходство обычая похоронъ у грековъ и у германцевъ соотвѣтствующей эпохи. Любопытно и то обстоятельство, что сожженіе тѣла героя имѣетъ сь убитыми плѣнниками и слугами, съ его любимыми животными и т. д. есть довольно быстро преходящій обычай, непохожій ни на предшествующіе, ни на послѣдующіе способы погребеніи. Видимо, онъ составлялъ особенность героическаго вѣка и стоялъ къ тѣсной связи съ вѣрованіями именно этого общества. Въ главныхъ чертахъ представленія гомеровскихъ грековъ о загробной жизни сводятся къ тому, что есть какое-то общее мѣсто нахожденія душъ, куда онѣ улетають, освободившись отъ тѣла, сожженнаго огнемъ. Загробное пребываніе не есть жизнь въ настоящемъ смыслѣ, хотя въ средѣ тѣней остается іерархія земныхъ отношеній, и герои первенствуютъ надъ остальными; но личности умершихъ какъ бы стерлись; отъ нихъ остались лишь едва уловимыя слабыя подобія[1]. Въ такой формѣ безсмертіе не утѣшаетъ героя. Онъ спѣшитъ взять отъ краткаго земного вѣка все, что возможно; но онъ хочетъ также жить въ памяти своей ровни, другихъ героевъ, онъ хочетъ, чтобы свѣтъ былъ полонъ его славы.
Гомеровское общество можно назвать свѣтскимъ, эмансипированнымъ отъ власти духовенства. Греческихъ героевъ, отправившихся походомъ на Трою, сопровождаетъ во всѣхъ вревратностяхъ гадатель Калхасъ; онъ оказываетъ воителямъ неоцѣненныя услуги своими предсказаніями, своимъ умѣніемъ пытать волю боговъ. Но этотъ служитель боговъ не имѣетъ никакой силы надъ воителями; онъ не вмѣшивается въ ихъ споры: въ столкновеніи Агамемнона съ Ахилломъ онъ становится слѣпымъ исполнителемъ требованій главнаго вождя.
Религіозныя понятія Гесіода. Міровоззрѣніе Гесіода кажется гораздо болѣе серьезнымъ и возвышеннымъ. У него нѣтъ и намека на шутливое или ироническое отношеніе къ богамъ, которое такъ характерно для Иліады. Высшій богъ Зевсъ, который собственно является единымъ правителемъ міра, далекъ отъ рода человѣческаго; онъ поручаетъ охрану людей безчисленному легіону безсмертныхъ духовъ. Эти духи, закутанные въ туманъ, блуждающіе всюду на землѣ, наблюдаютъ поступки человеческіе, хорошіе или дурные. Есть также
- ↑ Од. XI, 207—223.
