герои, везомые конями. Въ VI и въ V вв. гоплиты, копейщики въ шлемахъ и броняхъ, вооруженные на свой счетъ, составляютъ основную силу греческой общины. Эта перемѣна и есть результатъ возросшаго ихъ соціальнаго значенія. По своему хозяйственному положенію они иногда хлѣбопашцы (въ Беотіи), чаще — садоводы, оливководы и виноградари (на о. Хіосѣ и Самосѣ, въ Аттикѣ). Предполагалось, что для гоплитскаго вооруженія надо имѣть достатокъ, позволяющій держатъ парную упряжку, ζεὕγο, отсюда ихъ обозначеніе въ Аттикѣ зевгиты. Назвать ихъ по-нашему крестьянами будетъ не совсѣмъ подходяще въ виду порядочныхъ иногда размѣровъ ихъ хозяйства. Правда, они обыкновенно сами работали на землѣ всѣмъ домомъ, но нерѣдко также держали рабовъ или наемныхъ рабочихъ.
Геоморы, или гоплиты волнуются въ эпоху колонизаціи и развитія торговли, потому что ихъ патріархальное хозяйство сильно затронуто вторженіемъ денежныхъ расчетовъ. Поневолѣ они втянуты въ операціи, вынуждены занимать, съ трудомъ поспѣваютъ приладить къ ссудамъ и покупкамъ свое примитивное хозяйство; нерѣдко они встрѣчаются съ суровой уголовной формой личной кабалы за долги. Очень тягостны имъ процессы, заставляющіе ихъ платитъ штрафы и судебныя издержки. Тамъ, гдѣ произошелъ синойкизмъ, сельскому хозяину приходится, вдобавокъ ко всему, тратиться на проѣзды въ городъ. Отсюда его желаніе имѣть свой дешевый и близкій судъ въ деревнѣ. Надо сказать, что этотъ соціальный слой, образующій потомъ наиболѣе прочную опору греческой независимой общины, не отличается вообще значительной подвижностью. Въ Аттикѣ въ VI вѣкѣ только шумная предпріимчивость приморскаго населенія вынуждаетъ геоморовъ выступить на политическую арену. Въ Беотіи, въ Элидѣ они появляются на сценѣ и добиваются политическихъ правъ значительно позже, лишь въ V вѣкѣ. Въ Ѳессаліи они такъ и не могли выдвинуться, чтобы скинутъ господство аристократіи-коневодовъ.
Гораздо рѣшительнѣе выступаетъ противъ аристократіи другой классъ, который собственно и составляетъ движущій, бродящій элементъ колонизаціоннаго вѣка. Онъ образуется изъ различныхъ соціальныхъ осколковъ. Впереди всѣхъ стоятъ воинственные купцы и судовладѣльцы, промышленная вольница; это зерно обрастаетъ массой примыкающаго къ нимъ неосѣдлаго люда, недовольныхъ своимъ положеніемъ ѳетовъ, обезземеленныхъ сельчанъ, затѣмъ приморскаго населенія, рыбаковъ, лоцмановъ, перевозчиковъ, изъ которыхъ набирается экипажъ морскихъ флотилій; такъ слагается обширный классъ, получившій въ Аттикѣ названіе параліевъ, т.‑е. приморскихъ. Къ нимъ примыкаютъ городскіе ремесленники, гомеровскіе деміурги. Въ этой группѣ развиваются демократическіе нравы, большая вольность мысли, но въ то же время они обнаруживаютъ склонность подчиняться единой командѣ, своего рода диктатурѣ, или даже возобновить угаснувшую царскую власть. Среди нихъ появляется характерный терминъ, προστάτης, τοὔ δήμου, предстатель или охранитель народа[1]. Но настоящими вождями вольницы предпринимателей и приставшаго къ ней непокойнаго бродячаго люда выступаютъ тиранны, своеобразныя политическія фигуры VII и VI вв.
Вожди новаго городского общества. Тиранны выходятъ большею частью изъ среды стариннаго высшаго общественнаго слоя, но порываютъ съ аристократіей. Такъ, напр., въ Коринѳѣ Кипселъ, отвергнутый членъ большого древняго правящаго рода Бакхіадовъ, опираясь на сочувствіе массы, опрокидываетъ господство родовитыхъ людей, прогоняетъ Бакхіадовъ и конфискуетъ ихъ имущество. Первый аѳинскій тираннъ Килонъ былъ изъ стариннаго рода, знаменитаго своими конями, и самъ стяжалъ славу побѣдителя на олимпійскихъ играхъ. Несовсѣмъ легко выяснить политическую роль тиранніи.
У Ѳукидида среди его сжатыхъ соціологическихъ характеристикъ есть интересное замѣчаніе о тираннахъ, которое даетъ руководящую нить для сужденія о внѣшней политикѣ тиранніи. «Когда Эллада стала могущественнѣе и съ большей энергіей, чѣмъ раньше, направила вниманіе на увеличеніе денежнаго богатства, въ общинахъ поднялись тиранны, тѣмъ болѣе, что и доходы начали возвышаться (между тѣмъ, какъ раньше были патріархальные цари, пользовавшіеся традиціонными подарками), и вотъ въ Элладѣ возникаютъ флоты, и люди все болѣе отдаются морю»[2]. Ѳукидидъ видитъ въ тиранніи возобновленіе царской власти на другой экономической основѣ. Въ его глазахъ тиранны были организаторами военно-морскихъ финансовъ; а это было необходимо потому, что они вели военно-промышленную иниціативу, становились во главѣ колонизаціонныхъ флотилій и выѣздовъ, направляли экспедиціи и устраивали торговые союзы.
Тираннія была тѣсно связана съ выступленіемъ параліевъ и деміурговъ. Въ общинахъ колоніальныхъ, болѣе передовыхъ въ торговомъ отношеніи сравнительно съ метрополіей, тираннія сдѣлалась почти естественной формой политическаго устройства на продолжительное время: такъ было въ городахъ Малой Азіи и прилегающихъ къ ней островахъ, въ Милетѣ, на Лесбосѣ, Самосѣ, особенно же въ городахъ Сициліи, гдѣ она остается еще въ V вѣкѣ. Болѣе ограниченное по мѣсту и болѣе преходящее явленіе образуетъ тираннія въ европейской Греціи. Она возникаетъ впервые въ Сикіонѣ, гдѣ Ороагоръ въ 665 г. разгромилъ господство дорійской военной аристократіи и выдвинулъ
