въ Іоніи, родинѣ эпоса, странѣ культуры передовой благодаря своей близости къ просвѣщенному востоку. Уже составители эпоса обнаружили большой историческій и географическій интересъ: нѣкоторыя части эпоса носятъ характеръ мореходныхъ и этнографическихъ поученій: видимо, составители поэмъ путешествовали сами и въ своихъ переѣздахъ собирали всякаго рода мѣстныя свѣдѣнія и сказанія, интересовались странами, племенами и происшествіями въ предѣлахъ доступнаго имъ міра. Еще большее преобладаніе получилъ географико-историческій интересъ у логографовъ. Они обращались, однако, къ нѣсколько иной публикѣ. Хотя эпическія поэмы были съ самаго начала записаны, но распространеніе ихъ совершалось, главнымъ образомъ, устнымъ путемъ. Рапсоды пѣли и декламировали публично, на большихъ пиршествахъ или на площади, среди народныхъ праздниковъ. Логографы писали въ прозѣ, слѣдовательно, къ декламаціи не предназначали своихъ произведеній: ихъ читатели составляли группы общества болѣе развитыя, публику избранную. Появленіе этого вида литературы въ извѣстной степени образуетъ начало разъединенія общества въ умственномъ отношеніи на группу интеллигенціи и народа. Здѣсь, въ новой, болѣе тѣсной средѣ и сказывается особенно критическое отношеніе къ традиціи.
Крупнѣйшій представитель литературы логографовъ — Гекатей изъ Милета, жившій къ концу VI вѣка. Его произведенія начинались такими гордыми словами: «Я записываю то, что мнѣ представляется истиной; сказанія же эллиновъ многочисленны, и, какъ мнѣ кажется, смѣшны». Его пріемы критики видны изъ слѣдующаго сохранившагося отрывка его книги. Гекатей останавливается на извѣстномъ разсказѣ о томъ, какъ Гераклъ, по приказу царя Эврисѳея, нисходилъ къ Аду, повелителю мертвыхъ, и притащилъ изъ преисподней страшнаго пса смерти Кербера; какъ истый изслѣдователь, Гекатей наблюдалъ на мысѣ Тенарѣ пещеру, черезъ которую Гераклъ будто бы входилъ въ подземелье. Въ глазахъ Гекатея вся исторія — сказка, переданныя въ ней происшествія невозможны; онъ уже не вѣритъ въ существованіе боговъ подъ землею. Притомъ онъ сдѣлалъ эмпирическое, трезвое замѣчаніе по поводу пещеры: она нс особенно глубоко вдается въ гору. Какой же его выводъ? Гекатей не отбрасываетъ всего разсказа, а перефразируетъ его и сводитъ на обыденные размѣры. Онъ принимаетъ содержаніе, но старается устранить, отбросить искажающую шелуху. Гераклъ для него — историческая фигура. Въ пещерѣ, говоритъ онъ, жила ядовитая змѣя. Такъ какъ ея укушеніе вызывало смерть, т.‑е. приводило всякаго неукоснительно въ адъ, а укушеніе также напоминаетъ собакъ, змѣю прозвали адскимъ псомъ. Вотъ это опасное животное Гераклъ схватилъ живьемъ и принесъ къ Еврисѳею. Таково естественное событіе, которое нелѣпая народная молва, введенная въ заблужденіе названіемъ адскаго пса, обратила въ смѣшную сказку»[1].
Начало исторической науки. Произведеніе Гекатея не представляло лѣтописи, хронологическаго изложенія всемірной исторіи, оно было географическимъ обозрѣніемъ, при чемъ для каждой упоминаемой мѣстности или города онъ старался установить связанныя съ ней легенды, опредѣлить ея происхожденіе, разсказать любопытныя происшествія и достопримѣчательности. У логографовъ факты и замѣчанія группировались главнымъ образомъ около того, что греки называли κτίσεις, т.‑е. основанія городовъ, и εύρήματα, т.‑е. изобрѣтенія. Въ послѣднюю группу отводили различные общіе вопросы, которые интересовали пробуждающуюся критическую мысль: какъ возникли техническіе инструменты, вѣсъ и деньги, виды искусства, кто ихъ изобрѣтатели. Это были вопросы историческіе и вмѣстѣ съ тѣмъ психологическіе: опредѣляя мотивы изобрѣтеній, изслѣдователи старались выяснитъ смыслъ человѣческихъ установленій и процессъ человѣческаго творчества. Отъ такой манеры разсказа и описанія не ушелъ въ сущности и Геродотъ. Въ большой общій разсказъ о столкновеніяхъ азіатовъ и европейцевъ онъ вставляетъ массу частныхъ эпизодовъ, относящихся къ городамъ, областямъ и народамъ, которые приходится упоминать. По поводу острова Самоса и большого отступленія, посвященнаго ему, Геродотъ считаетъ нужнымъ оправдаться: «и останавливаюсь подробнѣе на судьбахъ самійцевъ, потому, что ихъ община обладаетъ тремя достопримѣчательностями, превосходящими все, что имѣется у грековъ: въ Самосѣ крупнѣйшій водопроводъ, громадная набережная на протяженіи всего порта и величайшій храмъ (богини Геры), построенный мѣстнымъ архитекторомъ Ройкомъ, сыномъ Филея»[2]. Вѣроятно, Геродотъ слѣдуетъ здѣсь формамъ, которыя были приняты у логографовъ.
Постановка историко-психологическихъ вопросовъ у логографовъ обыкновенно весьма наивна, но интересно и важно то, что они подвергали обсужденію большой кругъ вопросовъ. Между прочимъ, были поставлены проблемы происхожденія человѣческаго языка и вопросъ о томъ, какой языкъ древнѣе всѣхъ, а отсюда и о томъ, какой народъ древнѣйшій на землѣ. По этому поводу есть любопытный разсказъ у Геродота, который считаетъ нужнымъ поправитъ болѣе старинную, какъ ему кажется, нелѣпую версію, составленную греками. Можетъ быть, старинная форма принадлежитъ Гекатею или кому-нибудь изъ его современниковъ; она состоитъ въ слѣдующемъ.
Египтяне считали себя изстари древнѣйшимъ народомъ на свѣтѣ. Но это убѣжденіе было поколеблено послѣ научнаго опыта, сдѣланнаго
