ленію аѳинскаго гражданства VI вѣка, воспроизведенному Аристотелемъ и Плутархомъ. Они или забыли вовсе упомянуть о параліяхъ и деміургахъ, купцахъ, судовладѣльцахъ и ремесленникахъ, или представляютъ себѣ ихъ въ низшемъ имущественномъ классѣ, разумѣя подъ ѳетами всѣхъ, кто не получалъ дохода съ земли. Такъ или иначе объяснять пропускъ крупной соціальной группы въ картинѣ солоновскаго времени, данной писателями IV вѣка, но мы-то не должны, во всякомъ случаѣ, повторять ихъ ошибки. Деміурги, работавшіе расписныя вазы на широкій сбытъ, конечно, имѣли самостоятельный вѣсъ въ Аѳинахъ начала VI вѣка. То же самое надо сказать и о параліяхъ: не внезапно же возникла ихъ партія, при Писистратѣ, а должна была играть роль уже при его предшественникѣ, Солонѣ.
Солонъ, какъ тираннъ Аѳинъ. Разобравшись въ классовомъ дѣленіи аѳинскаго общества, мы можемъ поставить вопросъ о политическомъ положеніи и дѣятельности Солона. Прислушаемся еще разъ къ элегіямъ Солона, заключающимъ въ себѣ автобіографическія признанія и манифестъ этого политическаго дѣятеля[1]. Стихотворенія рисуютъ его сначала руководителемъ оппозиціоннаго движенія, потомъ властнымъ правителемъ Аѳинъ. Въ одномъ стихотворномъ отрывкѣ онъ говорить какъ бы отъ имени недовольныхъ, въ качествѣ вождя раздраженной толпы, угрожая правящимъ слоямъ: «слушайте вы, пресыщенные всякими благами, смирите свое жестокое сердце и умѣрьте гордый духъ; вѣдь мы васъ не послушаемся, и не все у васъ останется въ рукахъ». Въ другомъ отрывкѣ совсѣмъ иной тонъ: видно, что стихи написалъ человѣкъ, стоящій у власти и съ удовольствіемъ взирающій на совершенное имъ дѣло. Солонъ напоминаетъ о своей заслугѣ: его обѣщанія исполнены. Будучи облеченъ властью, онъ сумѣлъ разумно соединить законность съ насиліемъ; онъ можетъ дать политическіе совѣты своимъ преемникамъ. Теперь уже нѣтъ односторонности партійнаго вождя. Солонъ считаетъ, что справедливо примирилъ интересы различныхъ группъ; онъ не посылаетъ болѣе вызова крупнымъ людямъ; есть только намекъ, что они должны благодарить его за сохраненіе своего достоянія и искать его дружбы. По отношенію къ массѣ, напротивъ, выраженія его довольно суровы: съ похвалой говоритъ авторъ о себѣ, что «укротилъ народъ». Въ его глазахъ люди рѣзко дѣлятся на два разряда, какъ у Гомера: благородныхъ и плохихъ (ἰσθλοὶ, κακοὶ); немыслимо, чтобы тѣ и другіе на равныхъ правахъ владѣли богатой землей.
Судя по этимъ отрывкамъ, Солонъ мало отличался отъ Писистрата, своего преемника: онъ былъ настоящимъ тиранномъ Аѳинъ. Писистратъ какъ бы продолжалъ династію, основанную его старшимъ родственникомъ. Солонъ, насколько можно судить изъ элегіи, шелъ вначалѣ во главѣ народнаго движенія противъ высшаго правящаго слоя, т.‑е. противъ всадниковъ; онъ сумѣлъ затѣмъ провести компромиссъ между двумя борющимися группами. Чьи же интересы защищалъ онъ при этомъ и какими средствами? Онъ не былъ создателемъ новой конституціи: впослѣдствіи еще на сто лѣтъ и больше остаются у власти тѣ же общественные слои; до Клисѳена, т.‑е. еще въ теченіе 90 лѣтъ, сохраняетъ исключительное господство тотъ же старый правительственный совѣть, Ареопагъ. Компромиссъ состоялъ въ чемъ-то другомъ.
Законы Солона. Приходится очень пожалѣть, что Аристотель, лишенный вкуса къ юридическимъ и экономическимъ вопросамъ, витающій въ области отвлеченной чистой политики, ничего не передалъ намъ о гражданскихъ законахъ Солона, хотя имѣлъ къ тому полную возможность, такъ какъ въ его время плиты, содержавшія кодексъ Солона, были общедоступны. Нѣсколько постановленій о правѣ наслѣдованія, о порядкѣ перехода земель, о залогахъ, о долговомъ правѣ и т. д. были бы для насъ несравненно болѣе цѣнны, чѣмъ пространныя и довольно безпочвенныя разсужденія Аристотеля о конституціонномъ строительствѣ древнихъ временъ. Это упущеніе Аристотеля тѣмъ болѣе курьезно, что въ своемъ автобіографическомъ признаніи, элегіяхъ, Солонъ не упоминаетъ ни о какихъ политическихъ установленіяхъ, а опредѣленно говоритъ: θεσμοὺς ἔγραψα, записалъ законы, т.‑е. составилъ кодексъ, гражданское уложеніе. Болѣе чуткій историкъ, Плутархъ, постарался собрать матеріалъ для характеристики Солонова законодательства. Но изъ его изложенія видно, что онъ не имѣлъ передъ собой подлиннаго документа; онъ только слышалъ, что оригинальныя таблицы законовъ на деревянныхъ доскахъ, вставленныхъ въ четырехгранныя, вращаемыя на осяхъ призмы, хранились въ качествѣ особой реликвіи въ Пританеѣ (зданіи городской управы); выписки Плутарха сдѣланы изъ какого-то юридическаго сборника, составитель котораго въ свою очередь страннымъ образомъ смѣшалъ цитаты изъ подлинныхъ таблицъ съ фантастическими законами, представляющими скорѣе мечтанія романтическихъ философовъ. Впрочемъ, намъ не трудно разобраться въ наивной смѣси, которую даетъ Плутархъ[2].
Прежде всего видно, что кодексъ, редактированный Солономъ, былъ довольно великъ. Плутархъ упоминаетъ 8-ой законъ 13-ой таблицы, затѣмъ таблицу 16-ую. Уголовные законы Солона считались значительнымъ смягченіемъ сравнительно съ «написанными кровью» законами Драконта, которые назначали смертную казнь за множество мелкихъ проступковъ, въ томъ числѣ за воровство. Солонъ отмѣнилъ эти
