съ тѣхъ поръ симпатіи его всегда на сторонѣ военныхъ, и доказательство тому — его присутствіе здѣсь, „на вайна“; онъ зналъ, что безъ него дѣло не обойдется, и потому поспѣшилъ „на тыятру ваенныхъ дѣйствій“.
Наши на̀-смѣхъ подбивали его бросить къ чорту всѣ дѣла и поступить въ волонтеры. Вообще, какъ установилось съ утра нѣсколько комическое къ нему отношеніе, такъ оно и продолжалось. И вотъ, представьте себѣ Соломона, этого короля своей спеціальности, этого туза между тузами, у котораго тамъ, въ Петербургъ, всѣ такъ заискиваютъ и всѣ такъ ему кланяются, — представьте его вдругъ попавшимъ въ среду людей совсѣмъ другаго порядка, — людей, которымъ нѣтъ дѣла ни до его богатствъ, ни до его крупнаго значенія въ финансовомъ мірѣ, ни до его важности вообще, которые ничего этого и знать не хотятъ и ничего въ немъ не ищутъ, а смотрятъ на него просто какъ на немножко забавный предметъ развлеченія, случайно посланный имъ судьбою. Шутки ихъ, впрочемъ,
с тех пор симпатии его всегда на стороне военных, и доказательство тому — его присутствие здесь, „на вайна“; он знал, что без него дело не обойдется, и потому поспешил „на тыятру ваенных действий“.
Наши на смех подбивали его бросить к чёрту все дела и поступить в волонтеры. Вообще, как установилось с утра несколько комическое к нему отношение, так оно и продолжалось. И вот, представьте себе Соломона, этого короля своей специальности, этого туза между тузами, у которого там, в Петербург, все так заискивают и все так ему кланяются, — представьте его вдруг попавшим в среду людей совсем другого порядка, — людей, которым нет дела ни до его богатств, ни до его крупного значения в финансовом мире, ни до его важности вообще, которые ничего этого и знать не хотят и ничего в нём не ищут, а смотрят на него просто как на немножко забавный предмет развлечения, случайно посланный им судьбою. Шутки их, впрочем,
