чьими зубами, а вторые принялись подмазывать колеса, готовя свои экипажи къ новому перегону; болгаринъ, заложивши руки за пазуху, побрелъ по разнымъ своимъ хозяйскимъ закутамъ и хлѣвушкамъ, а дочь его, съ ведрами на коромыслѣ, пошла на ключи по воду… Село мало-помалу начинало просыпаться.
— Уфъ, какъ я усталъ, однако! — проговорилъ Соломонъ послѣ громкаго и самаго сладкаго зѣвка, потягиваясь и поглаживая себѣ то грудь, то поясницу. — Покойной ночи, капитанъ, — добавилъ онъ совсѣмъ уже успокоеннымъ тономъ: — пойду сабѣ сшпать увъ колясшка, пора вже… Прощайте, благодару вамъ за кимпанія.
Въ это время послышался конскій топотъ — и у нашихъ воротъ показалась команда квартирьеровъ. Я окликнулъ Ар—зова и, приказавъ Петру Балю забрать на верандѣ мои вещи, сѣлъ на своего верховаго коня и пошелъ вмѣстѣ съ командой на ту сторону лощины, гдѣ виднѣлся одинъ лишь уцѣлѣвшій хорошій, но покинутый домъ. То былъ домъ
чьими зубами, а вторые принялись подмазывать колеса, готовя свои экипажи к новому перегону; болгарин, заложивши руки за пазуху, побрел по разным своим хозяйским закутам и хлевушкам, а дочь его, с ведрами на коромысле, пошла на ключи по воду… Село мало-помалу начинало просыпаться.
— Уф, как я устал, однако! — проговорил Соломон после громкого и самого сладкого зевка, потягиваясь и поглаживая себе то грудь, то поясницу. — Покойной ночи, капитан, — добавил он совсем уже успокоенным тоном: — пойду сабе сшпать ув колясшка, пора вже… Прощайте, благодару вам за кимпания.
В это время послышался конский топот — и у наших ворот показалась команда квартирьеров. Я окликнул Ар—зова и, приказав Петру Балю забрать на веранде мои вещи, сел на своего верхового коня и пошел вместе с командой на ту сторону лощины, где виднелся один лишь уцелевший хороший, но покинутый дом. То был дом
