и спалъ. Епанчинъ отлично помнилъ, что никакихъ извозчиковъ не было. Ну, тотъ, что, очевидно, его сбилъ съ ногъ и теперь уѣзжаетъ, могъ изъ-за угла появиться, а спящій-то откуда? И какъ онъ могъ такъ скоро заснутъ? Оказался незанятымъ, но все спалъ и валился на бокъ, между тѣмъ, какъ Павелъ Никаноровичъ волновался и торопилъ его, стараясь догнать первыя сани. Почему-то ему вообразилось, что уѣзжавшій въ высокой шапкѣ господинъ именно и похитилъ его портфель. Замѣтилъ, схватилъ, несмотря (дома разберемъ!) и не останавливаясь, покатилъ дальше. А для устрашенія и уничтоженія Павла Ннканоровича принялся кричать и извозчику тоже велѣлъ.
При выѣздѣ на Казанскую спящій кучеръ вдругъ пробудился, передвинулъ шапку на ухо и совершенно неожиданно погналъ лошадь такъ, что Епанчину пришлось уже его сдерживать, чтобы не обогнать похитителя, а только прослѣдить и накрыть его съ поличнымъ. Павелъ Никаноровичъ былъ такъ увѣренъ въ справедливости своего подозрѣнія, что почти пересталъ безпокоиться о пропажѣ, а думалъ злорадно только о томъ, какъ господинъ выйдетъ, изъ санокъ съ чужимъ портфелемъ, а онъ, Павелъ Никаноровичъ — тутъ какъ тутъ и предъявитъ свои требованія, между тѣмъ извозчикомъ все болѣе одолѣвало самолюбіе и соревнованіе, и, не слушая сѣдока, онъ все хлесталъ свою лошадь, неровно дергавшую оглобли.
Епанчинъ могъ уже имѣть удовольствіе видѣть, какими бываютъ Изъ себя похитители чужихъ портфелей. Рыжіе, густые усы, толстый косъ, припухлые глаза. — Боже мой! Да вѣдь это же — Евгеній Дмитріевичъ!! Женя Брякинъ! — И останавливается у своего подъѣзда.
— Женя! — окликнулъ Епанчинъ для провѣрки.
— Павлуша! Какими судьбами?..
Лицо Брякина выражало тупость и добродушіе. Какъ обманчива бываетъ внѣшность! Подъ мышкой Евгеній Дми-
и спал. Епанчин отлично помнил, что никаких извозчиков не было. Ну, тот, что, очевидно, его сбил с ног и теперь уезжает, мог из-за угла появиться, а спящий-то откуда? И как он мог так скоро заснут? Оказался незанятым, но всё спал и валился на бок, между тем, как Павел Никанорович волновался и торопил его, стараясь догнать первые сани. Почему-то ему вообразилось, что уезжавший в высокой шапке господин именно и похитил его портфель. Заметил, схватил, несмотря (дома разберем!) и не останавливаясь, покатил дальше. А для устрашения и уничтожения Павла Ннканоровича принялся кричать и извозчику тоже велел.
При выезде на Казанскую спящий кучер вдруг пробудился, передвинул шапку на ухо и совершенно неожиданно погнал лошадь так, что Епанчину пришлось уже его сдерживать, чтобы не обогнать похитителя, а только проследить и накрыть его с поличным. Павел Никанорович был так уверен в справедливости своего подозрения, что почти перестал беспокоиться о пропаже, а думал злорадно только о том, как господин выйдет, из санок с чужим портфелем, а он, Павел Никанорович — тут как тут и предъявит свои требования, между тем извозчиком всё более одолевало самолюбие и соревнование, и, не слушая седока, он всё хлестал свою лошадь, неровно дергавшую оглобли.
Епанчин мог уже иметь удовольствие видеть, какими бывают Из себя похитители чужих портфелей. Рыжие, густые усы, толстый кос, припухлые глаза. — Боже мой! Да ведь это же — Евгений Дмитриевич!! Женя Брякин! — И останавливается у своего подъезда.
— Женя! — окликнул Епанчин для проверки.
— Павлуша! Какими судьбами?..
Лицо Брякина выражало тупость и добродушие. Как обманчива бывает внешность! Под мышкой Евгений Дми-
