нулъ отъ восхищенія, когда увидѣлъ это, потому что они оба и ихъ счастье были близки моему сердцу и потомъ они были такъ милы, что всякій порадовался бы, глядя на нихъ. Дождь уже пересталъ, а г-жа Клементина все еще не уходила. Я видѣлъ, какъ прошла Сантина къ условленному мѣсту и обратно, но не могъ никакъ ей дать знать, не выдавая себя нижней парѣ. Но, вѣроятно, отъ досады я сдѣлалъ все-таки неловкое движеніе и заскрипѣлъ досками, такъ какъ дама, оторвавъ свои губы отъ устъ Валеріо, спросила:
— Что это скрипитъ? наверху кто-нибудь есть? —
— Кому тамъ быть? тебѣ почудилось — отвѣтилъ молодой человѣкъ, снова ее цѣлуя.
— Нѣтъ, право, тамъ кто-то шевелится. —
Тутъ я не вытерпѣлъ и чтобы успокоить ихъ, просунулъ голову внизъ и громко сказалъ:
— Не безпокойтесь, синьоръ Валеріо: это — я! —
Клементина вскрикнула и убѣжала ланью за дверь, а Валеріо послѣ минутнаго недоумѣнія и даже гнѣва, вдругъ расхохотался, повторяя: „Ѳома, Ѳома, ты меня уморишь. Хорошо, что ты не объявился раньше, а то бы я тебя просто-на-просто отколотилъ! Но откуда ты взялся?“
Я слѣзъ съ вышки и прежде всего высказалъ свою радость но поводу того, что Прокаччи живъ, здоровъ и, повидимому, счастливъ. Посмѣявшись вдоволь надъ маскарадомъ Валеріо и моимъ наблюдательнымъ постомъ, мы разговорились о дѣлахъ, при чемъ я узналъ, что вскорѣ опять понадоблюсь своему другу. Онъ переодѣлся изъ монашескаго платья въ свое обычное и пожавъ мнѣ руку, обнялъ меня и мечтательно проговорилъ:
— Тебѣ бы, Ѳома, жениться на синьорѣ Схоластикѣ! —
— Господь съ вами! да вѣдь она за меня не пойдетъ.
нул от восхищения, когда увидел это, потому что они оба и их счастье были близки моему сердцу и потом они были так милы, что всякий порадовался бы, глядя на них. Дождь уже перестал, а г-жа Клементина всё еще не уходила. Я видел, как прошла Сантина к условленному месту и обратно, но не мог никак ей дать знать, не выдавая себя нижней паре. Но, вероятно, от досады я сделал всё-таки неловкое движение и заскрипел досками, так как дама, оторвав свои губы от уст Валерио, спросила:
— Что это скрипит? наверху кто-нибудь есть? —
— Кому там быть? тебе почудилось — ответил молодой человек, снова ее целуя.
— Нет, право, там кто-то шевелится. —
Тут я не вытерпел и чтобы успокоить их, просунул голову вниз и громко сказал:
— Не беспокойтесь, синьор Валерио: это — я! —
Клементина вскрикнула и убежала ланью за дверь, а Валерио после минутного недоумения и даже гнева, вдруг расхохотался, повторяя: „Фома, Фома, ты меня уморишь. Хорошо, что ты не объявился раньше, а то бы я тебя просто-напросто отколотил! Но откуда ты взялся?“
Я слез с вышки и прежде всего высказал свою радость но поводу того, что Прокаччи жив, здоров и, по-видимому, счастлив. Посмеявшись вдоволь над маскарадом Валерио и моим наблюдательным постом, мы разговорились о делах, причём я узнал, что вскоре опять понадоблюсь своему другу. Он переоделся из монашеского платья в свое обычное и пожав мне руку, обнял меня и мечтательно проговорил:
— Тебе бы, Фома, жениться на синьоре Схоластике! —
— Господь с вами! да ведь она за меня не пойдет.
