тый!? Взяли бы грѣха за напрасный бой. Виноватый въ Діанкѣ, можетъ, потомъ пьянымъ проговорится, а я съ переломанными ребрами. Глупые вы матросы, вотъ что! И старшій офицеръ тогда пойметъ, какъ онъ скрозь понимаетъ человѣка... Сволочь! — озлобленно прибавилъ Зябликовъ.
— То-то дырявая душа! — подтвердилъ Бычковъ.
— Я, скажемъ, послѣдній матросъ... подлецъ, но только на такую подлость не пойду... А онъ... во всемъ паратѣ благородный?.. Довольно обозначилъ... Понялъ. Приму сто линьковъ безвинно, а какъ придемъ въ Франциски, сбѣгу... Ну васъ, обормотовъ! Живите по глупости, какъ свиньи, а я по своему уму не согласенъ. Найду линію. Самъ себѣ господиномъ буду... Никто не посмѣетъ на твою личность... Мол ешь ты это понять, Бычковъ? Не понять вамъ, необразованной матрознѣ!..
Дѣйствительно, Бычковъ недоумѣвалъ и только хлопалъ глазами.
И, наконецъ, добродушно промолвилъ:
— Здоровъ ты хвастать, Елисейка. Вовсе ты не матросскаго званія человѣкъ...
8.
Капитанъ, небольшого роста брюнетъ, лѣтъ подъ сорокъ, съ красивымъ, энергичнымъ и суровымъ лицомъ, обрамленнымъ засѣдѣвшими бакенбарда-
