— Команда, во фронтъ!
Капитанъ и всѣ офицеры спустились въ каюты. Только вахтенный офицеръ, юный мичманъ Аркадьинъ, остался на мостикѣ и, радостно взволнованный, посматривалъ на адмирала, остановившагося вмѣстѣ съ флагъ-офицеромъ посрединѣ фронта.
«Узнаетъ ли онъ, наконецъ, что у насъ творится?» думалъ мичманъ.
Капитанъ стоялъ подъ приподнятымъ люкомъ своей роскошной каюты, въ которой еще недавно благодушествовалъ и чувствовалъ себя рѣдкимъ, заботливымъ мужемъ и отцомъ, когда подсчитывалъ, сколько «сбереженія» привезетъ онъ домой. Уже тысячу двѣсти фунтовъ отложилъ, и еще цѣлый годъ впереди покупка угля и провизіи. «Нельзя «дурака строить», если семейный и предусмотрительный человѣкъ, и многіе не зѣваютъ на брасахъ», не разъ думалъ Пересвѣтовъ, подписывая счеты и получая отъ ревизора свою львиную долю.
Теперь Егоръ Егоровичъ напряженно прислушивался къ тому, что покажутъ матросы («И какая свинья Баклагинъ!» подумалъ капитанъ), прислушивался, и испугъ передъ серьезными непріятностями все болѣе и болѣе охватывалъ его сердце вмѣстѣ съ завистливою злобой къ этому товарищу, желающему выскочить передъ высшимъ начальствомъ. «Тихоня, молчитъ, а выдумалъ что ?
