Богомъ въ срѣтеніе, крещеніи въ Іорданѣ, сорокодневномъ пощеніи въ пустынѣ, о проповѣданіи Имъ Евангелія, о многообразныхъ чудесахъ, сотворенныхъ Имъ, о преображеніи на Ѳаворѣ, объ омовеніи ногъ ученикамъ и преподаніи имъ таинствъ на вечери, о преданіи Его, о Его страданіи, крестѣ, погребеніи, воскресеніи и вознесеніи на небо, о многообразныхъ истязаніяхъ мучениковъ, и долголѣтнихъ строгихъ подвигахъ преподобныхъ отцевъ.
Равнымъ образомъ, можешь ты, для сокрушенія сердца и возбужденія покаянныхъ чувствъ помышлять еще о таинствѣ страшнаго часа смертнаго, о потрясающемъ днѣ суда, о разныхъ видахъ вѣчныхъ мукъ, какъ-то объ океанахъ огня неугасимаго, о мрачныхъ въ преисподней затворахъ, о тартарахъ мрачныхъ, о червяхъ неусыпающихъ, о сожительствѣ съ демонами; помышляй также и объ упокоеніи и неизреченныхъ радостяхъ праведниковъ, о царствѣ небесномъ, вѣчной славѣ и непрестающемъ блаженствѣ, о гласѣ празднующихъ, о совершеннѣйшемъ единеніи тамъ съ Богомъ, о всегдашнемъ сопребываніи и сожительствѣ съ ангелами и всѣми святыми.
Если ты, брате, нарисуешь на хартіи воображенія своего такія помышленія и представленія, то не только избавишься отъ непотребныхъ воспоминаній и злыхъ помысловъ, но стяжешь и великую похвалу въ оный день суда за такой подвигъ, какъ предвѣщаетъ тебѣ св. Василій Великій въ словѣ о дѣвствѣ, говоря, что „каждый человѣкъ, въ тѣлѣ семъ живущій, походитъ на живописца, рисующаго какой-нибудь образъ въ сокровенномъ мѣстѣ. Какъ этотъ живописецъ, когда, кончивъ картину, вынесетъ ее изъ сокровенности на выставку, хвалимъ бываетъ зрителями, если хорошій избралъ для нея предметъ и нарисовалъ его хорошо, и напротивъ бываетъ порицаемъ, если и предметъ избралъ дурной,
