чтобы мы, познавая немощь свою, смирялись. Въ этомъ Господь являетъ вмѣстѣ благость Свою и премудрость: ибо тѣмъ, что наиболѣе кажется вредоноснымъ, наибольшую доставляетъ намъ пользу, потому что смиряетъ, смиреніе же паче всего потребно и благотворно для души нашей. Если такимъ образомъ всѣ искушенія даются для наученія смиренію, то слѣдуетъ, что и рабъ Божій, чувствующій въ сердцѣ своемъ сказанныя горькія состоянія, — сухость, безвкусіе духовное, оскудѣніе духовныхъ утѣшеній, — испытываетъ сіе, чтобъ научился смиряться, подумавъ, что такъ бываетъ съ нимъ по грѣхамъ его, что невозможно, чтобъ кто-нибудь имѣлъ столь скудную всѣмъ душу, какъ онъ, и чтобъ кто-нибудь работалъ Богу съ такою холодностію, какъ его душа, и что такія состоянія находятъ только на тѣхъ, которыхъ оставляетъ Богъ, а слѣдовательно и онъ оставленъ, и оставленъ заслуженно. Отъ такихъ смиренныхъ помысловъ пораждается вотъ какое благо, — что тотъ, кто прежде думалъ о себѣ, что онъ есть нѣчто, и нѣчто очень важное, теперь, по испытаніи горькаго врачевства, посланнаго ему свыше, начинаетъ думать, что онъ наигрѣшнѣйшій человѣкъ въ мірѣ, недостойный даже и имени христіанина. И, поистинѣ, никогда онъ не пришелъ бы къ такому уничиженному о себѣ мнѣнію и въ такое глубокое смиреніе, еслибъ не понудили его къ тому эти особенныя искушенія, эта великая скорбь и горечь сердца, которыя потому суть великая милость, Богомъ оказываемая въ сей жизни душѣ, смиренномудренно Ему себя предающей, чтобъ Онъ, какъ Ему благоугодно, исцѣлилъ ее такими врачевствами, какія одинъ Онъ совершенно вѣдаетъ и находитъ необходимымъ для ея оздравленія и приведенія въ доброе состояніе.
Кромѣ этого плода, приносимаго душѣ сказанными искушеніями чрезъ оскудѣніе духовныхъ утѣшеній, бываютъ
