Отвращеніе отступаетъ отъ этихъ высшихъ людей: ну, что жъ! это — моя побѣда. Въ царствѣ моемъ они чувствуютъ себя въ безопаснстеи: всякій глупый стыдъ бѣжитъ ихъ, они открываются.
Они открываютъ сердца свои, хорошее время возвращается къ нимъ они празднуютъ и пережовываютъ, — они становятся благодарными.
Это считаю я за лучшій признакъ: они становятся благодарными. Еще немного, и они начнутъ придумывать себѣ праздники и поставятъ памятники своимъ старымъ радостямъ.
Они — выздоравливающіе!» Такъ говорилъ Заратустра радостно въ сердцѣ своемъ и глядѣлъ вдаль; звѣри же его тѣснились къ нему и чтили счастье его и молчаніе его.
Но тѣмъ временемъ они вышли одинъ за другимъ на чистый воздухъ, въ прохладную задумчивую ночь; самъ же Заратустра велъ за руку самаго безобразнаго человѣка, чтобъ показать ему свой ночной міръ, большую круглую луну и серебряные водопады у пещеры своей. И вотъ наконецъ они стояли безмолвно всѣ вмѣстѣ; это были все старые люди, но сердца ихъ утѣшились, исполнились рѣшимости, и дивились они про себя, что имъ такъ хорошо было на землѣ; а тайна ночи все глубже проникала въ сердца ихъ. И снова думалъ Заратустра про себя: «о, какъ нравятся мнѣ теперь эти высшіе люди!» — но онъ не сказалъ этого, ибо чтилъ счастіе ихъ и молчаніе ихъ. —
Отвращение отступает от этих высших людей: ну, что ж! это — моя победа. В царстве моем они чувствуют себя в безопаснстеи: всякий глупый стыд бежит их, они открываются.
Они открывают сердца свои, хорошее время возвращается к ним они празднуют и пережовывают, — они становятся благодарными.
Это считаю я за лучший признак: они становятся благодарными. Еще немного, и они начнут придумывать себе праздники и поставят памятники своим старым радостям.
Они — выздоравливающие!» Так говорил Заратустра радостно в сердце своем и глядел вдаль; звери же его теснились к нему и чтили счастье его и молчание его.
Но тем временем они вышли один за другим на чистый воздух, в прохладную задумчивую ночь; сам же Заратустра вел за руку самого безобразного человека, чтоб показать ему свой ночной мир, большую круглую луну и серебряные водопады у пещеры своей. И вот наконец они стояли безмолвно все вместе; это были всё старые люди, но сердца их утешились, исполнились решимости, и дивились они про себя, что им так хорошо было на земле; а тайна ночи всё глубже проникала в сердца их. И снова думал Заратустра про себя: «о, как нравятся мне теперь эти высшие люди!» — но он не сказал этого, ибо чтил счастье их и молчание их. —
