— А поклонись я боцману и выйди въ унтеръ-офицеры да беззаконно чисти твою лукавую рожу, такъ поумнѣю? Обскажи-ка!—съ презрительной насмѣшкой промолвилъ маленькій матросъ.
— Ты все зубы скалишь!..
— А какъ же съ тобой?
— Въ штрафные, что ли, лестно?
— Безпремѣнно желаю. Оттого и зубы скалю!
— Перестанешь!—злобно сказалъ Чижовъ.
— И скоро?
— Хоть завтра пройдетъ твоя отчаянность!
— По какой-такой причинѣ?
— Отшлифуетъ на первый разъ за боцмана. Не бойсь, прошлое лѣто выпороли одного матроса и перевели въ штрафные... Очень просто.
Митюшивъ ужаснулся при мысли, что его завтра же могутъ позорно наказать, и возмутился, что свой же братъ, матросъ, точно злорадствуетъ позору ближняго и беззаконію.
Но въ темнотѣ вечера у борта, на бакѣ, гдѣ бесѣдовали матросы, Чижовъ не видалъ блѣднаго взволнованнаго лица и сверкающихъ черныхъ глазъ „отчаяннаго“.
— Пусть шлифуютъ! А ты смотри!—вызывающе кинулъ онъ, скрывая свой ужасъ.
Чижовъ удивился.
— И съ чего это ты такой отчаянный? Не могу я въ толкъ взять...
— Вѣтромъ надуло...
