Родичев. — Вы, в вашу бытность министром иностранных дел, не расходовали из секретного фонда?
Штюрмер. — Я не помню решительно ни одного факта.
Родичев. — Значит, вы не помните, был в вашем распоряжении секретный фонд или не был, прошу вас ответить на этот вопрос.
Штюрмер. — Что называется секретным фондом? Секретный фонд был, например, когда Сазонов ушел, оставил 6.000 руб. на мелкие расходы по дому Министерства Юстиции[*]; из этих денег часть была уплачена евреям, а я ни копейки не брал из этих сумм, они шли на уплату расходов. Двенадцать тысяч отпускали на это.
Родичев. — Это был единственный фонд, который в вашем сознании является секретным? Довольно об этом. Скажите, почему вы предложили Министерство Иностранных Дел Половцеву?
Штюрмер. — Потому что он умный человек, долго жил в Лондоне, был в Индии и жил там несколько лет. Я знал, что он будет полезен для будущего.
Родичев. — Что вы можете свидетельствовать о вашем участии в отношении к румынскому выступлению?
Штюрмер. — Мое участие? — Всей душой был за него, жалел, что долго тянется, вот и все. Между тем, когда оно состоялось, радовался.
Родичев. — Вы всей душой были за выступление? Вы не настаивали на скорейшем осуществлении?
Штюрмер. — Нет, не настаивал, а считал, что было желательно.
Родичев. — Вы не предпринимали каких-нибудь шагов? Не было ли каких-нибудь переговоров с Румынией в этом направлении?
Штюрмер. — Желал, чтобы это произошло, затем мало вмешивался, потому что генеральный штаб, Алексеев, непосредственно сносился. Я просил, чтобы Министерство Иностранных Дел не входило, не вплеталось бы в переговоры начальника штаба Алексеева с нашим посланником в Румынии, т.-е. не с посланником, а с нашим военным агентом, я не помню его фамилии. Военный агент ездил с непосредственным докладом в Ставку к Алексееву. Я ничего не знал, но все время говорил, чтобы не трогали этого дела, потому что, где военные вмешиваются, мы не судьи. Я бы хотел, чтобы у нас был лишний союзник, но ни в какой мере для этого ничего не сделал. Все военные переговоры шли все время между Ставкой и Румынией.
Родичев. — По вопросу о времени выступления и условиях вы принимали или не принимали какие-нибудь шаги? Вы только сочувствовали платонически в качестве министра иностранных дел и затем считали, что это не ваше дело?
Штюрмер. — Надо было содействовать этому делу, чем можно, а условия касались военного ведомства.
