Графъ, странникъ и поэтъ. Объѣхавъ полвселенной,
Онъ думалъ у себя въ помѣстьяхъ отдохнуть,
На счеты своего прикащика взглянуть,
Немного освѣжить свой духъ въ глуши пустынной,
И, сразу пораженъ развалиной старинной,
На за̀мокъ предъявилъ права свои — тогда-жъ
Припала и Судьѣ такая точно блажь:
Затѣяли процессъ въ судѣ, потомъ въ палатѣ,
Потомъ опять въ судѣ и, наконецъ, въ сенатѣ.
Три года дѣло то разсматривалъ сенатъ,
Покуда, послѣ ссоръ и всякихъ новыхъ тратъ,
Процессъ не повернулъ дорогою обычной
На разбирательство управы пограничной.
Все это вѣдая, знатокъ статей и правъ,
Брехальскій находилъ, что за̀мокъ тотъ занявъ,
Они практически и дѣльно поступили:
Залъ былъ какъ рефектарь[ВТ 1]; въ боку покои были
Для канцеляріи. У оконъ и дверей
Кудрявые рога и головы звѣрей
Напоминали всѣмъ про дѣдовскій обычай
Чертоги украшать охотничьей добычей;
И даже надписи виднѣлися вездѣ,
Гласившія о томъ, когда, и кѣмъ, и гдѣ
Убитъ такой-то звѣрь; и явственно дотолѣ
Сіялъ Горешки гербъ: коза въ зеленомъ полѣ.
При факелахъ вошли и стали по мѣстамъ;
Для Подкоморія, по званью и лѣта̀мъ,
Вверху почетный стулъ; хозяинъ посрединѣ;
Ксендзъ-квестаръ прочиталъ молитву по-латыни;
Тутъ, водки выпивши, усѣлись наконецъ,
И живо ста̀ли ѣсть литовскій холодецъ.
Граф, странник и поэт. Объехав полвселенной,
Он думал у себя в поместьях отдохнуть,
На счёты своего приказчика взглянуть,
Немного освежить свой дух в глуши пустынной,
И, сразу поражён развалиной старинной,
На за̀мок предъявил права свои — тогда ж
Припала и Судье такая точно блажь:
Затеяли процесс в суде, потом в палате,
Потом опять в суде и, наконец, в сенате.
Три года дело то рассматривал сенат,
Покуда, после ссор и всяких новых трат,
Процесс не повернул дорогою обычной
На разбирательство управы пограничной.
Всё это ведая, знаток статей и прав,
Брехальский находил, что за̀мок тот заняв,
Они практически и дельно поступили:
Зал был как рефектарь[ВТ 2]; в боку покои были
Для канцелярии. У окон и дверей
Кудрявые рога и головы зверей
Напоминали всем про дедовский обычай
Чертоги украшать охотничьей добычей;
И даже надписи виднелися везде,
Гласившие о том, когда, и кем, и где
Убит такой-то зверь; и явственно дотоле
Сиял Горешки герб: коза в зелёном поле.
При факелах вошли и стали по местам;
Для Подкомория, по званью и лета̀м,
Вверху почётный стул; хозяин посредине;
Ксендз-квестар прочитал молитву по-латыни;
Тут, водки выпивши, уселись наконец,
И живо ста̀ли есть литовский холодец.
