Тадеушъ хоть и былъ лѣтами всѣхъ моложе,
Однако помѣщенъ въ углу почетномъ тоже,
Какъ вновь прибывшій гость. Межъ дядей и межъ нимъ
Остался лишь одинъ приборъ незанятымъ
И ждалъ, казалося, прибытія кого-то.
Судья поглядывалъ съ тревогой и заботой
То на̀ дверь, то на стулъ; и гость смотрѣлъ туда
И, хоть была его сосѣдка молода,
Дочь Подкоморія и хороша собою,
Но непонятною какою-то судьбою
Ни слова съ нею онъ не выронилъ изъ устъ
И все посматривалъ туда, гдѣ стулъ былъ пустъ.
Черты прелестныя въ умѣ его сновали
И видимо ему покоя не давали.
Такъ на болотѣ въ дождь играютъ пузыри,
Колебля лопухи, тростникъ и купыри,
Вдругъ лилія озеръ ихъ сѣти пробиваетъ
И на̀верхъ царственно и пышно выплываетъ.
Ужъ третье кушанье на столъ принесено.
Тутъ, къ старшей дочери придвинувши вино,
А младшей огурцы подавши и цикорій,
Замѣтилъ съ тайною досадой Подкоморій:
„Впервые довелось мнѣ нынче, старику,
Для дамъ прислуживать; ни разу на вѣку
Я не видалъ еще… но времена не схожи;
Что̀ дѣлать, ежели никто изъ молодежи
Не догадается!“ Тогда рванулись вдругъ
Со всѣхъ концовъ стола десятки дюжихъ рукъ.
Судья — Тадеуша, сидѣвшаго съ нимъ рядомъ,
Сердитымъ съ головы до ногъ окинувъ взглядомъ —
Сказалъ: „Мы, старики, заботимся о томъ,
Чтобъ воспитать ребятъ и ихъ въ столицы шлемъ;
Тадеуш хоть и был летами всех моложе,
Однако помещён в углу почётном тоже,
Как вновь прибывший гость. Меж дядей и меж ним
Остался лишь один прибор незанятым
И ждал, казалося, прибытия кого-то.
Судья поглядывал с тревогой и заботой
То на̀ дверь, то на стул; и гость смотрел туда
И, хоть была его соседка молода,
Дочь Подкомория и хороша собою,
Но непонятною какою-то судьбою
Ни слова с нею он не выронил из уст
И всё посматривал туда, где стул был пуст.
Черты прелестные в уме его сновали
И видимо ему покоя не давали.
Так на болоте в дождь играют пузыри,
Колебля лопухи, тростник и купыри,
Вдруг лилия озёр их сети пробивает
И на̀верх царственно и пышно выплывает.
Уж третье кушанье на стол принесено.
Тут, к старшей дочери придвинувши вино,
А младшей огурцы подавши и цикорий,
Заметил с тайною досадой Подкоморий:
„Впервые довелось мне нынче, старику,
Для дам прислуживать; ни разу на веку
Я не видал ещё… но времена не схожи;
Что̀ делать, ежели никто из молодёжи
Не догадается!“ Тогда рванулись вдруг
Со всех концов стола десятки дюжих рук.
Судья — Тадеуша, сидевшего с ним рядом,
Сердитым с головы до ног окинув взглядом —
Сказал: „Мы, старики, заботимся о том,
Чтоб воспитать ребят и их в столицы шлем;
