А Становой стоялъ за славу Янычара,
Дотолѣ будто бы невиданнаго пса —
И толковалъ о немъ навѣрно полчаса.
Не принимая въ томъ участья разговорѣ,
Въ другомъ концѣ стола Судья и Подкоморій
О политическихъ дѣлахъ трактатъ вели
И вмѣстѣ — о судьбахъ родной своей земли.
Тадеушъ между-тѣмъ въ раздумьѣ былъ глубокомъ,
На гостью новую поглядывая бокомъ,
А сердце билося сильнѣе и сильнѣй…
И такъ, онъ угадалъ: тотъ стулъ — онъ былъ для ней!
Для той, кого въ саду онъ видѣлъ на разсвѣтѣ,
Но та какъ-бы въ иномъ ему мелькнула свѣтѣ,
И ростомъ, кажется, поменѣе была;
А можетъ, видъ иной одежда ей дала;
Одежда многое въ глазахъ у насъ мѣняетъ:
Чего не достаетъ — одежда пополняетъ.
Какъ-будто бы другой у этой цвѣтъ волосъ…
Лица̀ и глазъ у той ему не довелось
Увидѣть по утру, но горя въ этомъ мало:
Воображеніе ему нарисовало
Мгновенно: ясный взоръ, румяныя уста,
Ланиты свѣжія, все, словомъ, до чиста,
Что̀ нужно юности, чтобъ сномъ любви забыться,
Чтобъ сердце на́чало живѣй и шибче биться,
А тамъ — брюнетка-ли, блондинка-ли она,
Дитя ль воздушное, иль нѣсколько полна —
Влюбленный въ метрику заглядывать не будетъ
И сердцемъ обо всемъ по своему разсудитъ.
Хотя Тадеушу ужъ было двадцать лѣтъ
А Становой стоял за славу Янычара,
Дотоле будто бы невиданного пса —
И толковал о нём наверно полчаса.
Не принимая в том участья разговоре,
В другом конце стола Судья и Подкоморий
О политических делах трактат вели
И вместе — о судьбах родной своей земли.
Тадеуш между тем в раздумье был глубоком,
На гостью новую поглядывая боком,
А сердце билося сильнее и сильней…
И так, он угадал: тот стул — он был для ней!
Для той, кого в саду он видел на рассвете,
Но та как бы в ином ему мелькнула свете,
И ростом, кажется, поменее была;
А может, вид иной одежда ей дала;
Одежда многое в глазах у нас меняет:
Чего не достаёт — одежда пополняет.
Как будто бы другой у этой цвет волос…
Лица̀ и глаз у той ему не довелось
Увидеть по утру, но горя в этом мало:
Воображение ему нарисовало
Мгновенно: ясный взор, румяные уста,
Ланиты свежие, всё, словом, до чиста,
Что̀ нужно юности, чтоб сном любви забыться,
Чтоб сердце на́чало живей и шибче биться,
А там — брюнетка ли, блондинка ли она,
Дитя ль воздушное, иль несколько полна —
Влюблённый в метрику заглядывать не будет
И сердцем обо всём по-своему рассудит.
Хотя Тадеушу уж было двадцать лет
