и… хлопнулъ въ ладони. Нора дѣлаетъ быстрое движеніе впередъ, чтобы ринуться внизъ, прямо въ эти сильныя, безжалостныя руки (о, съ какимъ испугомъ вздохнутъ сейчасъ сотни зрителей!), но сердце вдругъ холодѣетъ и перестаетъ биться отъ ужаса, и она только крѣпче стискиваетъ тонкія веревки. Опущенныя безжалостныя руки подымаются опять, взглядъ акробата становится еще напряженнѣе… Пространство внизу, подъ ногами, кажется бездной.
— Allez!..
Она балансируетъ, едва переводя духъ, на самомъ верху «живой пирамиды» изъ шестерыхъ людей. Она скользитъ, извиваясь гибкимъ, какъ у змѣи, тѣломъ, между перекладинами длинной бѣлой лѣстницы, которую внизу кто-то держитъ на головѣ. Она перевертывается въ воздухѣ, взброшенная наверхъ сильными и страшными, какъ стальныя пружины, ногами жонглера въ «икарійскихъ играхъ». Она идетъ высоко надъ землей по тонкой, дрожащей проволокѣ, невыносимо рѣжущей ноги… И вездѣ тѣ же глупо-красивыя лица, напомаженные проборы, взбитые коки, закрученные усы, запахъ сигаръ и потнаго человѣческаго тѣла, и вездѣ все тоть же страхъ и тотъ же неизбѣжный, роковой крикъ, одинаковый для людей, для лошадей и для дрессированныхъ собакъ:
— Allez!..
Ей только-что минуло шестнадцать лѣтъ, и она была очень хороша собою, когда однажды во время представленія она сорвалась съ воздушнаго турника и, пролетѣвъ мимо сѣтки, упала на песокъ манежа. Ее тотчасъ же, безчувственную, унесли за кулисы и тамъ, по древнему обычаю цирковъ, стали изо всѣхъ силъ трясти за плечи, чтобы привести въ себя. Она очнулась и застонала отъ боли, которую ей причинила вывихнутая рука. «Публика волнуется и начинаетъ расходиться, — говорили
