недвижимъ опять; только часовой задумчиво ходитъ съ ружьемъ взадъ и впередъ.
Завидятъ ли огни ночью—еще больше тревоги. На бдительность купеческихъ судовъ надѣяться нельзя. Тамъ все принесено въ жертву экономіи; отъ этого людей на нихъ мало, рулевой большею частію одинъ: нельзя понадѣяться, что ночью онъ не задремлетъ надъ колесомъ и не прозѣваетъ встрѣчныхъ огней. Столкновеніе двухъ судовъ ведетъ за собой неминуемую гибель одного изъ нихъ, меньшаго непремѣнно, а иногда и обоихъ. Отъ этого всегда поднимается гвалтъ на суднѣ, когда завидятъ идущіе навстрѣчу огни, кричатъ, бьютъ въ барабанъ, жгутъ бенгальскіе огни, и если судно не мѣняетъ своего направленія, палятъ изъ пушекъ. Это особенно пріятно, когда многіе спятъ по каютамъ и не знаютъ, въ чемъ дѣло, а тутъ вдругъ раздается трескъ, отъ котораго дрогнетъ корабль. Но и къ этому привыкаешь.
Б. Ш. одинъ посланъ былъ по дѣлу на берегъ, а потомъ, вызвавъ лоцмана, мы прошли Зундъ, лишь только стихнулъ штормъ, и пустились въ Каттегатъ и Скагерракъ, которые пробѣжали въ сутки.
Я въ это время читалъ замѣчательную книгу, отъ которой нельзя оторваться, несмотря на то, что читалъ уже не совсѣмъ новое. Это „Исторія кораблекрушеній“, въ которой собраны за старое и новое время всѣ случаи извѣстныхъ кораблекрушеній, со всѣми послѣдствіями. В. А. К. читалъ ее и далъ мнѣ прочесть „для успокоенія воображенія“, какъ говорилъ онъ. Хорошо успокоеніе: прочесть подъ-рядъ сто исторій, одна страшнѣе и плачевнѣе другой, когда пускаешься года на три жить на морѣ! Только и говорится о томъ, ка̀къ корабль стукнулся о камень, повалился на бокъ, ка̀къ рухнули мачты, палубы, ка̀къ гибли сотнями люди—одни раздавленные пушками, другіе утонули… Взглянешь около себя и увидишь мачты, палубы, пушки, слышишь ревъ
