— Ахъ, фофанъ ты, фофанъ! Міровыя задачи разрѣшать хочешь, а о щукахъ понятія не имѣешь!
Ершъ презрительно пошевеливалъ плавательными перьями и уплывалъ во-свояси; но, спустя малое время, собесѣдники опять гдѣ-нибудь въ укромномъ мѣстѣ сплывались (въ водѣ-то скучно), и опять начинали диспутировать.
— Въ жизни первенствующую роль добро играетъ, — разглагольствовалъ карась: — зло — это такъ, по недоразумѣнію допущено, а главная жизненная сила все-таки въ добрѣ замыкается.
— Держи карманъ!
— Ахъ, ершъ, какія ты несообразныя выраженія употребляешь! „Держи карманъ“! — развѣ это отвѣтъ?
— Да тебѣ, по настоящему, и совсѣмъ отвѣчать не слѣдуетъ. Глупый ты — вотъ тебѣ и сказъ весь!
— Нѣтъ, ты послушай, что̀ я тебѣ скажу. Что зло никогда не было зиждущей силой — объ этомъ и исторія свидѣтельствуетъ. Зло душило, давило, опустошало, предавало мечу и огню, а зиждущей силой являлось только добро. Оно устремлялось на помощь угнетеннымъ; оно освобождало отъ цѣпей и оковъ, оно пробуждало въ сердцахъ плодотворныя чувства; оно давало ходъ пареніямъ ума. Не будь этого во истину зиждущаго фактора жизни — не было бы и исторіи. Потому что вѣдь, въ сущности, что̀ такое исторія? Исторія — это повѣсть освобожденія, это разсказъ о торжествѣ добра и разума надъ зломъ и безуміемъ.
— А ты, видно, доподлинно знаешь, что зло и безуміе посрамлены? — подтрунивалъ ершъ.
— Не посрамлены еще, но будутъ посрамлены — это я тебѣ вѣрно говорю. И опять-таки сошлюсь на исторію. Сравни, что̀ нѣкогда было, съ тѣмъ, что̀ есть, — и ты безъ труда согласишься, что не только внѣшніе пріемы зла смягчились, но и самая сумма его примѣтно уменьшилась. Возьми хоть бы нашу рыбную породу. Прежде насъ во всякое время ловили, и преимущественно во время „хода, когда мы, какъ одурѣлые, сами прямо въ сѣть лѣземъ; а ныньче именно во время „хода“-то и признается вреднымъ насъ ловить. Прежде насъ, можно сказать, самыми варварскими способами истребляли — въ Уралѣ, сказываютъ, во время багренія, вода на многія версты отъ рыбьей крови красная стояла, а ныньче — шабашъ. Не-
