ИЗЪ ГОТЕ.
Да, я чувствую самъ въ груди нетерпѣнье и силу, Жить я готовъ и равно умереть готовъ для отчизны. Пусть и другіе во мнѣ примѣръ достойный увидятъ. Право, если бы намъ молодежь всю сильную нашу Тамъ, на границѣ, поставить и ждать непріятелей смѣло,— О, не пришлось бы топтать имъ нашу чудесную землю, Въ нашихъ глазахъ истреблять и плоды и обильную жатву, Повелѣвая мужчинамъ, а женъ и дѣвицъ расхищая! Видпте, матушка, я рѣшился въ душѣ поскорѣе Сдѣлать то, чтб благимъ и достойнымъ мнѣ кажется: тотъ, кто Думаетъ долго, изъ двухъ не всегда выбираетъ удачно. Видите, я не вернусь уже въ домъ нашъ, а прямо отсюда Въ ближній городъ иду и воиномъ тамъ посвящаю Эту руку и эту грудь на службу отчизнѣ. Батюшку спросите вы, есть ли въ сердцѣ моемъ благородство И не влечетъ ли честь п меня на высокую степень». Добрая, умная мать отвѣчала ему, проливая Тихія слезы (онѣ на глазахъ показались невольно): «Что это, сынъ мой, въ тебѣ и въ душѣ у тебя измѣнилось? Съ матерью ты говоришь не такъ, какъ говаривалъ прежде,— Прямо, открыто, во всемъ повѣряя желанія сердца. Если бы третій теперь тебя подслушалъ, онъ, точно, Словомъ твоимъ и значеньемъ твоихъ рѣчей увлеченный, Сталъ бы рѣшенье твое хвалить за его благородство; Только, знавши тебя короткб, я тебя осуждаю; Въ мысляхъ пное совсѣмъ у тебя и скрываешь ты сердце. Не барабанъ, не труба тебя вызываютъ, я знаю,
