ГЕРМАНЪ и ДОРОТЕЯ. IV.
Не желаніе къ дѣвушкамъ въ новомъ мундирѣ явиться: Нѣтъ, по способностямъ ты вполнѣ предназначенъ къ другому — Домъ охранять, безмятежно и мирно воздѣлывать поле; Вотъ почему—откровенно скажи: отчего ты рѣшился?» «Матушка, вы ошибаетесь», сынъ ей на это: «день на день Не приходитъ и юноша станетъ мужать понемногу. Часто онъ зрѣетъ въ тиши скорѣе на дѣло, чѣмъ въ этой Дикой жизни, которая много людей погубила. Какъ я ни тихъ и ни смиренъ, однако въ груди незамѣтно Сердце мое научилось неправо и зло ненавидѣть, Въ мірѣ я тожъ различить худое съ хорошимъ умѣю, Да и въ работѣ мои окрѣпли и руки и ноги,— Все это правда и въ этомъ я смѣло могу быть увѣренъ. Только вы все-таки, матушка, правы, и я въ половину Правду вамъ говорилъ, а въ другой говорило притворство. Если признаться, меня не близость бѣды вызываетъ Вонъ изъ дому отца и не тѣ высокія мысли— Быть полезнымъ отечеству, а непріятелю страшнымъ: Это одни я слова говорилъ, для того, чтобъ отъ васъ мнѣ Скрыть тѣ чувства, которыя сердце мое раздираютъ. Такъ оставьте мепя вы, матушка. Если напраснымъ Чувствомъ полна эта грудь, пусть и жизнь эта вянетъ напрасно. Слишкомъ увѣренъ я въ томъ, что стремленіе частное только Вредно себѣ самому, если къ цѣлому всѣ не стремятся.» Благоразумная мать на это ему: «Продолжай же Все разсказывать мнѣ до самой подробности мелкой: Всѣ вы пылки, мужчины, и видите лишь окончанье,
