держаться: такъ и садится, окаянный, на шею; а не что ихъ пушки: только что мы приготовимся ударить на гусаровъ, какъ пустятъ, триклятые, въ насъ хлопушками (гранатами) и катышками (картечью).... Право, ужь и Матвѣй Ивановичъ откажется; воюйте себѣ сами, какъ хотите.»—Дѣйствительно, черезъ нѣсколько дней мы услышали, что Атаманъ Платовъ сдѣлался боленъ и уѣхалъ изъ арміи. Такія вѣсти были непріятны. Въ продолженіе похода солдаты шли повѣсивъ головы; уже не соблюдалось строгой дисциплины; каждый шелъ, какъ хотѣлъ, и думалъ: что-то будетъ? Офицеры, собираясь по нѣскольку вмѣстѣ, толковали о близкой гибели отечества, и не знали, какая участь ихъ самихъ постигнетъ. Оружіе, которое сначала несли такъ бодро для защиты отечества, теперь казалось безполезнымъ, тягостнымъ; притомъ пыль и зной заставляли многихъ солдатъ быть усталыми и уходить въ сторону отъ дороги—на разгулье.
Подъ Дорогобужемъ мы не долго стояли въ крѣпкой позиціи. Узнавъ, что главныя силы непріятеля стремились вверхъ по Днѣпру, для обхода насъ при Вязьмѣ, 12-го Августа на ночь пустились всѣ войски опять въ ретираду. Арріергардъ зажегъ
