Казакамъ. Они, видя насъ скачущихъ отъ крѣпости, приняли было за непріятелей, и, опустивъ пики, стали лавировать для встрѣчи; но мы, махая шапками, давали имъ разумѣть, что для нихъ ни мало не опасны; кокда-же подъѣхали, то одинъ бородачъ сказалъ: «Какая нелегкая сила занесла васъ туда! вѣдь вы-бы могли пропасть ни за денежку. То-то молодость!»—«Своя охота, дядюшка, пуще неволи,» отвѣчалъ я, и мы возвратились въ биваки, какъ ни въ чемъ не бывалые.
Въ полдень войскамъ приказано сняться съ лагеря, и идти къ Варшавѣ. Это много насъ обрадовало, потому что мы опасались засидѣться подъ Модлиномъ въ блокадѣ. Вся пѣхота, построившись въ дивизіонныя колонны, съ барабаннымъ боемъ и музыкою пошла по льду, мимо крѣпости; артиллерію пустили по берегу. Храбрый колченогій Комендантъ не позволилъ мимо себя парадировать Рускимъ столь отважно; онъ изъ крѣпости пустилъ въ нашихъ музыкантовъ нѣсколько ядеръ, которыя однако силою гармоніи были отведены въ сторону, не сдѣлавъ никакого диссонанса. Перебѣжавшіе изъ крѣпости говорили, что Комендантъ очень сердитъ на Рускихъ, и, прыгая на одной ногѣ (другая была отстрѣлена), упивается отваж-
