тораго мнѣ съ товарищемъ показали квартиру, ни за что не хотѣлъ отворить воротъ и пустить въ свои дворъ Рускихъ, отговариваясь, что онъ самъ голоденъ, не имѣетъ ни крошки хлѣба, а, для помѣщенія насъ, домъ его весьма тѣсенъ. Не смотря на эту словесную эпистолу, мы употребили военную хитрость: въ то время, какъ онъ защищалъ отъ ворота нашей фальшивой атаки, мы зашли къ нему въ тылъ черезъ садовую ограду, и очутились на лѣстницѣ его дома; тогда осажденный въ своей цитадели Пасторъ долженъ былъ смириться, предавая насъ, сквозь зубы, всей бурѣ и непогодѣ—Donnerwetter!—Баронскій ужинъ раздразнилъ нашъ аппетитъ столько, что мы велѣли деньщику наскоро, изъ запасной козлятины, сдѣлать битокъ, и какъ Пасторъ отзывался своимъ голодомъ, то пригласили его раздѣлить съ нами военную трапезу. Потомъ, не желая тревожить Пасторскаго семейства, на кухнѣ у него обогрѣлись, и около очага прилегли, какъ были, въ мокрыхъ отъ дождя шинеляхъ.
Ночь была столько-же мучительна, какъ и день. Едва мы съ товарищемъ, въ грязной кухнѣ, стали засыпать, какъ пришелъ отъ Подполковника вѣстовой, разбудилъ насъ и объявилъ приказаніе идти къ ар-
