какъ поступаютъ Аѳиняне въ такихъ дѣлахъ, для которыхъ, они видятъ, существуютъ особыя спеціальности. При разборѣ же вопросовъ, какъ распорядиться общиною въ собственномъ смыслѣ, въ качествѣ совѣтника поднимается у нихъ одинаково плотникъ, одинаково мѣдникъ, сапожникъ, купецъ и морякъ, богачъ и бѣднякъ, знатный и незнатный, и никто не волнуется, какъ волновался раньше, что люди, нигдѣ и ни у кого не учившись, берутся совѣтовать; — не волнуются потому, что распорядительность въ управленіи общиною они не считаютъ предметомъ ученія. И не ду* май, что такъ относится къ дѣлу только община; и у отдѣльныхъ личностей мы замѣчаемъ, что мудрѣйшіе и лучшіе у насъ люди отказываются передать другимъ ту доблесть, какою сами обладаютъ. Примѣръ тебѣ Периклъ, отецъ вотъ этихъ молодыхъ людей: на что есть учителя, въ томъ онъ далъ имъ прекрасное образованіе, а доблести, какою онъ прославился, и самъ ихъ не обучаетъ, и другимъ обучать не отдаетъ; и бродятъ они, какъ бродитъ по подножному корму пущенный на волю конь, авось гдѣ нибудь сами собой набредутъ на эту доблесть. Затѣмъ, не угодно ли другой еще примѣръ: тотъ же самый Периклъ, опекунъ Кли-нія, младшаго брата присутствующаго здѣсь Алкивіада, изъ боязни, какъ бы Алкивіадъ не испортилъ брата, удалилъ послѣдняго отъ Алкивіада и отдалъ на воспитаніе Арифону; но не прошло и шести мѣсяцевъ, какъ Арифронъ, не зная, что съ нимъ дѣлать, возвратилъ его опять Периклу. Можно бы указать тебѣ и на многихъ другихъ мужей, которые, сами будучи доблестными, никого никогда не сдѣлали "лучшимъ** ни изъ своихъ, ни изъ чужихъ. Въ виду такихъ явленій, я, Протагоръ, не считалъ доблесть предметомъ ученія. Разъ же слышу отъ тебя противоположное, готовъ отказаться отъ своего мнѣнія и думаю, что дѣло говоришь ты, а не я; — думаю такъ потому, что ты во многомъ опытенъ, многому научился у другихъ и многое открылъ самъ. А если есть средства разъяснить намъ, что доблести научать можно, не пожалѣй ихъ и разъясни".
как поступают Афиняне в таких делах, для которых, они видят, существуют особые специальности. При разборе же вопросов, как распорядиться общиною в собственном смысле, в качестве советника поднимается у них одинаково плотник, одинаково медник, сапожник, купец и моряк, богач и бедняк, знатный и незнатный, и никто не волнуется, как волновался раньше, что люди, нигде и ни у кого не учившись, берутся советовать; — не волнуются потому, что распорядительность в управлении общиною они не считают предметом учения. И не ду* май, что так относится к делу только община; и у отдельных личностей мы замечаем, что мудрейшие и лучшие у нас люди отказываются передать другим ту доблесть, какою сами обладают. Пример тебе Перикл, отец вот этих молодых людей: на что есть учителя, в том он дал им прекрасное образование, а доблести, какою он прославился, и сам их не обучает, и другим обучать не отдает; и бродят они, как бродит по подножному корму пущенный на волю конь, авось где нибудь сами собой набредут на эту доблесть. Затем, не угодно ли другой еще пример: тот же самый Перикл, опекун Кли-ния, младшего брата присутствующего здесь Алкивиада, из боязни, как бы Алкивиад не испортил брата, удалил последнего от Алкивиада и отдал на воспитание Арифону; но не прошло и шести месяцев, как Арифрон, не зная, что с ним делать, возвратил его опять Периклу. Можно бы указать тебе и на многих других мужей, которые, сами будучи доблестными, никого никогда не сделали "лучшим** ни из своих, ни из чужих. В виду таких явлений, я, Протагор, не считал доблесть предметом учения. Раз же слышу от тебя противоположное, готов отказаться от своего мнения и думаю, что дело говоришь ты, а не я; — думаю так потому, что ты во многом опытен, многому научился у других и многое открыл сам. А если есть средства разъяснить нам, что доблести научать можно, не пожалей их и разъясни".
