Если всѣ храбрые — смѣлы, то изъ этого не слѣдуетъ, что всѣ смѣлые — храбры. Смѣлость зависитъ, конечно, и отъ знанія, но кромѣ того иногда и отъ горячности, и отъ безразсудства, а храбрость — отъ благосостоянія и природы души[1].
"Вотъ что, Протагоръ: Скажешь ли ты, что нѣкоторые люди живутъ хорошо, а другіе — дурно?"[2]
— Скажу.
,,А хорошо ли по твоему будетъ житься тому, кто проводитъ жизнь среди непріятностей и страданій?""
— Нѣтъ.
"А про того, кто умретъ, проведя жизнь въ радости, не скажешь ли, что онъ хорошо пожилъ?""
— Да.
"Стало быть, въ радости жить — хорошо, а въ печали — дурно?""
— Да, если только человѣка радуетъ прекрасное.
"Что же это такое, Протагоръ? Ужъ не думаешь ли и ты, подобно массамъ, что нѣкоторыя радостныя вещи — дурны и, сь другой стороны, нѣкоторыя печальныя — хороши? Я именно разумѣю, по стольку ли первыя бываютъ и дурными, но скольку онѣ радостны, а не то, что онѣ могутъ быть дурными по своимъ по-слѣдсшіямъ, которыя, конечно, очень часто бываютъ не одинаковыхъ качествъ съ ихъ причинами. И точно также, съ другой стороны, печальное не слѣдуетъ ли считать дурнымъ изъ-за одного того, что оно печально?""
— Не знаю. Сократъ, такъ ли просто, какъ ты спрашиваешь, мнѣ и отвѣчать, что радостное непремѣнно хорошо, а печальное непремѣнно дурно. Не только теперешняя отвѣтственность
- ↑ Это изложеніе Протагора должно было произвести на Сократа до извѣстной степени такое же впечатлѣніе, какъ его изложеніе о благѣ и полезномъ смог. стр. 38). Но теперь Сократъ находитъ лишнимъ заводить какіе-нибудь разговоры о томъ, что много наговорено, что онъ забывчивъ, а переходитъ прямо
- ↑ къ разсматриванію своего вопроса съ новой исходной точки.
Если все храбрые — смелы, то из этого не следует, что все смелые — храбры. Смелость зависит, конечно, и от знания, но кроме того иногда и от горячности, и от безрассудства, а храбрость — от благосостояния и природы души[1].
"Вот что, Протагор: Скажешь ли ты, что некоторые люди живут хорошо, а другие — дурно?"[2]
— Скажу.
,,А хорошо ли по твоему будет житься тому, кто проводит жизнь среди неприятностей и страданий?""
— Нет.
"А про того, кто умрет, проведя жизнь в радости, не скажешь ли, что он хорошо пожил?""
— Да.
"Стало быть, в радости жить — хорошо, а в печали — дурно?""
— Да, если только человека радует прекрасное.
"Что же это такое, Протагор? Уж не думаешь ли и ты, подобно массам, что некоторые радостные вещи — дурны и, сь другой стороны, некоторые печальные — хороши? Я именно разумею, по стольку ли первые бывают и дурными, но скольку они радостны, а не то, что они могут быть дурными по своим по-следсшиям, которые, конечно, очень часто бывают не одинаковых качеств с их причинами. И точно также, с другой стороны, печальное не следует ли считать дурным из-за одного того, что оно печально?""
— Не знаю. Сократ, так ли просто, как ты спрашиваешь, мне и отвечать, что радостное непременно хорошо, а печальное непременно дурно. Не только теперешняя ответственность
- ↑ Это изложение Протагора должно было произвести на Сократа до известной степени такое же впечатление, как его изложение о благе и полезном смог. стр. 38). Но теперь Сократ находит лишним заводить какие-нибудь разговоры о том, что много наговорено, что он забывчив, а переходит прямо
- ↑ к рассматриванию своего вопроса с новой исходной точки.
