топоту, лошади неслись по степи самымъ отчаяннымъ галопомъ, и я только дивился смѣлости монголовъ, съ какою они носились по неровной степи въ такую темную ночь, не разбирая, разумѣется, никакихъ дорогъ: — я рѣшительно не могъ себѣ представить, какъ можно поймать лошадь при такой темнотѣ и начиналъ сомнѣваться, чтобъ имъ это удалось. Мнѣ хотѣлось кликнуть ихъ, заставивъ вернуться съ запасной лошадью, а убѣжавшую бросить, такъ какъ она не пропадетъ, но, во-первыхъ, они были далеко; во вторыхъ я ничего не зналъ по-монгольски. Стою и прислушиваюсь къ топоту; онъ то слышится яснѣе и до меня доносятся отрывистые и короткіе, какъ удары бича, крики монгола, — ай! ай!… извѣщавшіе меня, что лошадь еще не поймана; то опять ровно ничего не было слышно. Только теперь я сталъ чувствовать боль въ рукѣ и ногѣ, но она не внушала мнѣ никакого опасенія.
Небо все темнѣло отъ надвигавшихся тучъ; вѣтеръ подулъ сильнѣе, а я былъ въ одномъ парусинномъ кителѣ, и хотя я не надѣялся согрѣть себя историческими воспоминаиіями, но они сократили мнѣ время скучнаго ожиданія. А не хорошо было бы остаться здѣсь въ подобномъ положеніи въ ту эпоху, когда монголы были могущественнымъ и воинственнымъ народомъ; за то какъ интересно.
Наконецъ послышался топотъ и на этотъ разъ ближе. Я крикнулъ и получилъ отвѣтъ; вскорѣ ко мнѣ подъѣхалъ монголъ съ заводной лошадью, но только онъ одинъ, и мы поѣхали съ нимъ вдвоемъ. Гдѣ былъ другой, я спросить не умѣлъ. Черезъ полчаса онъ возвратился съ пойманной лошадью, осѣдланною моимъ сѣдломъ, и такъ какъ монгольское сѣдло весьма неудобно, и эта лошадь была гораздо хуже первой, то я пересѣлъ на бѣглянку. Вмѣсто того, чтобъ быть усталой и измученной послѣ такой бѣшеной скачки, она только плясала и рвалась впередъ, имѣя непонятное стремленіе унестись, куда глаза глядятъ, такъ что я едва могъ сдерживать ее, сумасшедшую, и то только тѣмъ, что постоянно направлялъ ее на ѣхавшаго передо мной всадника. Такъ я промучился съ нею почти всю дорогу. Вдругъ къ намъ подскакиваетъ, неизвѣстно откуда взявшійся, всадникъ… Человѣкъ, въ этой пустынѣ, да еще ночью! Это такое рѣдкое явленіе, что не можетъ не произвести впечатлѣнія. Откуда? Кто онъ? какія у него намѣренія? Я не могъ ни спросить, ни сказать, кто я и куда ѣду, еслибы онъ сталъ спрашивать. Онъ подъѣхалъ очень близко прямо ко мнѣ, какъ будто ему именно
