создалась обстановка, среди которой я долженъ буду увидать хутукту: мнѣ чудилась большая юрта или одна изъ такихъ комнатъ, какія я видѣлъ въ Ургѣ, въ лѣтнемъ дворцѣ; въ глубинѣ ея на возвышеніи нѣчто въ родѣ трона съ навѣсомъ надъ нимъ; на тронѣ сидитъ важная, молчаливая и непремѣнно толстая фигура въ роскошныхъ одеждахъ, съ руками, какъ бы осѣняющими все, что находится ниже его; по сторонамъ мнѣ представлялись ряды стоящихъ ламъ, съ опущенными головами въ тихомъ благоговѣніи; я видѣлъ и самихъ себя, подходящихъ къ этому святому, и не могъ только представить себѣ, что мы предпримемъ, войдя; не зналъ, какъ должны будемъ держать себя, говорить ли и что́ именно, или молчать, предоставляя ему первое слово.
Мы перешли дворъ, и въ лѣвой сторонѣ его мелькнулъ свѣтъ, какъ будто въ низенькой и маленькой двери, и въ темнотѣ ночи я не могъ разсмотрѣть, въ какое зданіе она вела; шедшій впереди лама направился именно къ ней и, остановившись, пригласилъ насъ войти. Эта дверь была такъ низка и мала, что мы должны были сильно согнуться, чтобъ пройти или, лучше сказать, пролѣзть въ нее по одному, такъ какъ войти заразъ двоимъ было невозможно. Вошелъ и я, и каково же было мое изумленіе, когда я очутился въ маленькой, плохо освѣщенной юртѣ, лицомъ кь лицу съ хутухтой, который сидѣлъ на низенькомъ диванѣ или постели не болѣе какъ въ двухъ шагахъ отъ входной двери. Созданная воображеніемъ картина съ ея величіемъ, таинственностью и важностію, оказалось, никуда не годилась и исчезла, уступивъ мѣсто совершенно простой и даже убогой дѣйствительности.
Какъ только мы вошли, хутукта (или гыгэнъ) привсталъ, поздоровался съ нами, мило, просто и любезно; съ необыкновенной живостью и веселымъ выраженіемъ лица онъ тотчасъ пригласилъ насъ сѣсть на стоявшія маленькія скамеечки, не больше четверти аршина вышины и велѣлъ подать чаю, который въ одну минуту былъ принесенъ двумя ламами въ чашкахъ. Остальные нѣсколько ламъ сидѣли возлѣ постели на корточкахъ.
Начался разговоръ черезъ переводчика, но содержаніе его можно безъ всякой потери выпустить, хотя онъ и могъ быть весьма интереснымъ. Я тѣмъ временемъ разсматривалъ хутукту и его обстановку. Онъ былъ человѣкъ средняго роста, лѣтъ сорока, худощавый съ желтовато-смуглой кожей. Вся голова его была гладко выбрита; черты лица довольно пра-
