словахъ Beati quorum, оба заснули. Но монахъ не преминулъ проснуться раньше полуночи, до того онъ привыкъ къ монастырской заутренѣ. Проснувшись самъ, онъ и всѣхъ другихъ разбудилъ, во все горло распѣвая пѣсню:
«Ого! Реньо проснись!
«Не спи, Реньо, проснись, проснись!»
Когда всѣ проснулись, онъ сказалъ:
— Господа, за заутреней, говорятъ, кашляютъ, а за ужиномъ пьютъ. Мы же сдѣлаемъ наоборотъ: начнемъ заутреню съ того, что выпьемъ, а вечеромъ, приступивъ къ ужину, раскашляемся наперерывъ другъ передъ другомъ.
На это Гаргантюа замѣтилъ:
— Пить сейчасъ послѣ сна считается по медицинской діэтѣ очень вреднымъ. Прежде надо очистить желудокъ отъ лишняго груза и экскрементовъ.
— Это какъ разъ по-медицински, — сказалъ монахъ. Сто чертей вселись въ мое тѣло, если старыхъ пьяницъ не больше на свѣтѣ, чѣмъ старыхъ медиковъ. Я съ своимъ аппетитомъ заключилъ такой договоръ, что онъ всегда ложится спать вмѣстѣ со мной, и за этимъ я строго слѣжу; днемъ же онъ вмѣстѣ со мной просыпается. Выдѣляйте сколько угодно свои экскременты, я же схожу за своимъ ящикомъ.
— За какимъ ящикомъ? — спросилъ Гаргантюа, — что вы хотите сказать?
— За моимъ требникомъ, — отвѣчалъ монахъ. Подобно тому, какъ сокольничій, прежде чѣмъ кормить своихъ птицъ, даютъ имъ погрызть какую-нибудь куриную лапку, чтобы очистить ихъ мозгъ отъ мокроты и возбудить ихъ аппетитъ, такъ и я, беря поутру въ руки мой веселый требничекъ, очищаю себѣ легкія и затѣмъ готовъ пить.
— По какому уставу читаете вы этотъ славный часословъ? — спросилъ Гаргантюа.
— По уставу монаховъ Фекана[1]: по три псалма и по три урока, а кто не хочетъ, такъ и ничего не читаетъ. Я никогда не подчиняюсь часамъ: часы созданы для человѣка, а не человѣкъ для часовъ. И я свои укорачиваю или удлиняю, какъ ремень у стремени, по своему усмотрѣнію. Brevis oratio penetrat coelos, longa potatio evacuat scyphos[2]. Гдѣ это написано?
— Не знаю, дружокъ, честное слово, — отвѣчалъ Понократъ, — но ты славный малый.
— Въ этомъ, — сказалъ монахъ, — я на васъ похожъ. Но Venite apotemus[3].
Принесли много жаркихъ и вкусныхъ похлебокъ, а монахъ пилъ въ свое удовольствіе. Одни составили ему компанію, другіе воздержались.
Послѣ того каждый вооружился и снарядился. И монаха вооружили противъ его воли, такъ какъ онъ не хотѣлъ другого вооруженія кромѣ рясы на брюхѣ и палки въ рукѣ. Однако, его вооружили, какъ хотѣли, съ головы до ногъ, и онъ сѣлъ на добраго королевскаго боевого коня, съ привѣшенной съ боку большой шпагой. Вмѣстѣ съ нимъ отправились Гаргантюа, Понократъ, Гимнастъ, Евдемонъ и двадцать пять изъ самыхъ храбрыхъ дружинниковъ Грангузье, всѣ вооруженные съ головы до ногъ, съ копьемъ въ рукѣ, на конѣ, какъ св. Георгій, и у каждаго за спиной на крупѣ лошади сидѣлъ пищальникъ.
- ↑ Бенедиктинское аббатство въ Нормандіи.
- ↑ Короткія слова достигаютъ неба, длинные глотки опорожняютъ кубокъ.
- ↑ Давайте пить.
словах Beati quorum, оба заснули. Но монах не преминул проснуться раньше полуночи, до того он привык к монастырской заутрене. Проснувшись сам, он и всех других разбудил, во всё горло распевая песню:
«Ого! Реньо проснись!
«Не спи, Реньо, проснись, проснись!»
Когда все проснулись, он сказал:
— Господа, за заутреней, говорят, кашляют, а за ужином пьют. Мы же сделаем наоборот: начнем заутреню с того, что выпьем, а вечером, приступив к ужину, раскашляемся наперерыв друг перед другом.
На это Гаргантюа заметил:
— Пить сейчас после сна считается по медицинской диете очень вредным. Прежде надо очистить желудок от лишнего груза и экскрементов.
— Это как раз по-медицински, — сказал монах. Сто чертей вселись в мое тело, если старых пьяниц не больше на свете, чем старых медиков. Я с своим аппетитом заключил такой договор, что он всегда ложится спать вместе со мной, и за этим я строго слежу; днем же он вместе со мной просыпается. Выделяйте сколько угодно свои экскременты, я же схожу за своим ящиком.
— За каким ящиком? — спросил Гаргантюа, — что вы хотите сказать?
— За моим требником, — отвечал монах. Подобно тому, как сокольничий, прежде чем кормить своих птиц, дают им погрызть какую-нибудь куриную лапку, чтобы очистить их мозг от мокроты и возбудить их аппетит, так и я, беря поутру в руки мой веселый требничек, очищаю себе легкие и затем готов пить.
— По какому уставу читаете вы этот славный часослов? — спросил Гаргантюа.
— По уставу монахов Фекана[1]: по три псалма и по три урока, а кто не хочет, так и ничего не читает. Я никогда не подчиняюсь часам: часы созданы для человека, а не человек для часов. И я свои укорачиваю или удлиняю, как ремень у стремени, по своему усмотрению. Brevis oratio penetrat coelos, longa potatio evacuat scyphos[2]. Где это написано?
— Не знаю, дружок, честное слово, — отвечал Понократ, — но ты славный малый.
— В этом, — сказал монах, — я на вас похож. Но Venite apotemus[3].
Принесли много жарких и вкусных похлебок, а монах пил в свое удовольствие. Одни составили ему компанию, другие воздержались.
После того каждый вооружился и снарядился. И монаха вооружили против его воли, так как он не хотел другого вооружения кроме рясы на брюхе и палки в руке. Однако, его вооружили, как хотели, с головы до ног, и он сел на доброго королевского боевого коня, с привешенной с боку большой шпагой. Вместе с ним отправились Гаргантюа, Понократ, Гимнаст, Евдемон и двадцать пять из самых храбрых дружинников Грангузье, все вооруженные с головы до ног, с копьем в руке, на коне, как св. Георгий, и у каждого за спиной на крупе лошади сидел пищальник.
И вотъ идутъ наши благородные рыцари навстрѣчу ожидающимъ ихъ опасностей и разсуждаютъ о томъ, какой встрѣчи слѣдуетъ искать и отъ какой обороняться, когда наступитъ день великой и страшной битвы.
И монахъ ободрялъ ихъ, говоря:
— Дѣти, не бойтесь и не сомнѣвайтесь. Я васъ проведу въ цѣлости и сохранности. Богъ и св. Бенедиктъ съ нами. Будь я такъ же силенъ, какъ и храбръ, божусь, я бы ихъ ощипалъ
- ↑ Бенедиктинское аббатство в Нормандии.
- ↑ Короткие слова достигают неба, длинные глотки опорожняют кубок.
- ↑ Давайте пить.
И вот идут наши благородные рыцари навстречу ожидающим их опасностей и рассуждают о том, какой встречи следует искать и от какой обороняться, когда наступит день великой и страшной битвы.
И монах ободрял их, говоря:
— Дети, не бойтесь и не сомневайтесь. Я вас проведу в целости и сохранности. Бог и св. Бенедикт с нами. Будь я так же силен, как и храбр, божусь, я бы их ощипал
