мастъ и Пантагрюэль въ продолженіе всей этой ночи. По крайней мѣрѣ, Томастъ говорилъ привратнику отеля Клюни, гдѣ остановился, что въ жизнь свою не чувствовалъ такой сильной жажды, какъ въ ту ночь.
— Мнѣ думается, — говорилъ онъ, — что Пантагрюэль засѣлъ у меня въ горлѣ; прикажите подать вина, прошу васъ, и распорядитесь, чтобы не было недостатка въ свѣжей водѣ, чтобы я могъ полоскать ротъ.
Съ другой стороны, Пантагрюэль настроился на возвышенный ладъ и всю ночь справлялся съ книгами:
Съ книгой Беды: De numeris et signis.
Книгой Плотина: De inenarrabilibus.
Книгой Прокла: De magia.
Книгами Артемидора: Peri Oneiro criticon.
Анаксагора: Peri Semeion.
Динарія: Peri Aphaton.
Съ книгами Филистіона
И Гиппонакса: Peri Anecphoneton.
И съ кучей другихъ, такъ что Панургъ сказалъ ему:
— Господинъ, бросьте вы всѣ эти думы и ложитесь спать: я чувствую, что вашъ умъ такъ возволнованъ, что вы можете заболѣть лихорадкой отъ избытка мышленія; но, выпивши хорошенько, ложитесь въ постель и спите на здоровье, потому что завтра я буду отвѣчать и спорить съ господиномъ англичаниномъ, и если только не поставлю его ad metam non loqui, то можете выругать меня.
— Въ самомъ дѣлѣ? — отвѣчалъ Пантагрюэль; но другъ мой, Панургъ, онъ удивительно ученый человѣкъ и какимъ образомъ можешь ты его переспорить?
— Отлично могу, — сказалъ Панургъ, — прошу васъ, не говорите мнѣ больше про это и предоставьте мнѣ все дѣло. Развѣ есть люди, которые были бы ученѣе чертей?
— Нѣтъ, разумѣется, — отвѣчалъ Пантагрюэль, — безъ особенной милости Божіей.
— Ну, и всякій разъ, какъ я спорилъ съ ними, — сказалъ Панургъ, — я. ихъ ставилъ втупикъ. Ужъ будьте увѣрены, что я справлюсь завтра съ этимъ хвастливымъ англичаниномъ и оставлю его въ дуракахъ при всемъ честномъ народѣ.
Такимъ образомъ, Панургъ провелъ всю ночь съ пажами за кружкою вина и проигралъ всѣ застежки на своихъ штанахъ въ primas и secundus. И когда наступилъ назначенный часъ, онъ повелъ своего господина Пантагрюэля въ указанное мѣсто. И всѣ отъ мала до велика въ Парижѣ собрались въ томъ мѣстѣ, воображая, что этотъ чортъ Пантагрюэль, побѣдившій всѣхъ мэчтателей и софистовъ, теперь будетъ посрамленъ; ибо англичанинъ былъ тоже малый не промахъ.
И вмѣстѣ съ собравшейся толпой ожидалъ ихъ и Томастъ. И когда Пантагрюэль и Панургъ вошли въ залу, всѣ эти школьники, художники и мастера принялись хлопать въ ладоши, по своему глупому обыкновенію.
Но Пантагрюэль вскричалъ громко, и точно пушечный выстрѣлъ пронесся по залѣ:
— Тише, во имя діавола, тише, ради Бога, мошенники! Если вы не угомонитесь, я вамъ отсѣку голову.
При этихъ словахъ всѣ удивились и послѣ того не смѣли даже чихнуть, хотя бы наглотались перьевъ. И всѣхъ одолѣла такая жажда отъ одного этого голоса, что они всѣ языки повысунули, точно Пантагрюэль посолилъ имъ глотку.
Тогда Панургъ заговорилъ и сказалъ англичанину:
— Господинъ, затѣмъ ли ты пришелъ сюда, чтобы препираться насчетъ поставленныхъ тобою тезисовъ, или для того, чтобы поучиться и убѣдиться въ ихъ истинѣ?
На это Томастъ отвѣчалъ:
— Господинъ, меня привело сюда не что иное, какъ желаніе учиться и узнать то, въ чемъ я всю жизнь сомнѣвался и до сихъ поръ не находилъ ни книги, ни человѣка, которые бы удовлетворительно разрѣшили мои сомнѣнія. А что касается того, чтобы препираться, то я вовсе этого не хо-
маст и Пантагрюэль в продолжение всей этой ночи. По крайней мере, Томаст говорил привратнику отеля Клюни, где остановился, что в жизнь свою не чувствовал такой сильной жажды, как в ту ночь.
— Мне думается, — говорил он, — что Пантагрюэль засел у меня в горле; прикажите подать вина, прошу вас, и распорядитесь, чтобы не было недостатка в свежей воде, чтобы я мог полоскать рот.
С другой стороны, Пантагрюэль настроился на возвышенный лад и всю ночь справлялся с книгами:
С книгой Беды: De numeris et signis.
Книгой Плотина: De inenarrabilibus.
Книгой Прокла: De magia.
Книгами Артемидора: Peri Oneiro criticon.
Анаксагора: Peri Semeion.
Динария: Peri Aphaton.
С книгами Филистиона
И Гиппонакса: Peri Anecphoneton.
И с кучей других, так что Панург сказал ему:
— Господин, бросьте вы все эти думы и ложитесь спать: я чувствую, что ваш ум так возволнован, что вы можете заболеть лихорадкой от избытка мышления; но, выпивши хорошенько, ложитесь в постель и спите на здоровье, потому что завтра я буду отвечать и спорить с господином англичанином, и если только не поставлю его ad metam non loqui, то можете выругать меня.
— В самом деле? — отвечал Пантагрюэль; но друг мой, Панург, он удивительно ученый человек и каким образом можешь ты его переспорить?
— Отлично могу, — сказал Панург, — прошу вас, не говорите мне больше про это и предоставьте мне всё дело. Разве есть люди, которые были бы ученее чертей?
— Нет, разумеется, — отвечал Пантагрюэль, — без особенной милости Божией.
— Ну, и всякий раз, как я спорил с ними, — сказал Панург, — я. их ставил втупик. Уж будьте уверены, что я справлюсь завтра с этим хвастливым англичанином и оставлю его в дураках при всём честном народе.
Таким образом, Панург провел всю ночь с пажами за кружкою вина и проиграл все застежки на своих штанах в primas и secundus. И когда наступил назначенный час, он повел своего господина Пантагрюэля в указанное место. И все от мала до велика в Париже собрались в том месте, воображая, что этот чёрт Пантагрюэль, победивший всех мэчтателей и софистов, теперь будет посрамлен; ибо англичанин был тоже малый не промах.
И вместе с собравшейся толпой ожидал их и Томаст. И когда Пантагрюэль и Панург вошли в залу, все эти школьники, художники и мастера принялись хлопать в ладоши, по своему глупому обыкновению.
Но Пантагрюэль вскричал громко, и точно пушечный выстрел пронесся по зале:
— Тише, во имя диавола, тише, ради Бога, мошенники! Если вы не угомонитесь, я вам отсеку голову.
При этих словах все удивились и после того не смели даже чихнуть, хотя бы наглотались перьев. И всех одолела такая жажда от одного этого голоса, что они все языки повысунули, точно Пантагрюэль посолил им глотку.
Тогда Панург заговорил и сказал англичанину:
— Господин, затем ли ты пришел сюда, чтобы препираться насчет поставленных тобою тезисов, или для того, чтобы поучиться и убедиться в их истине?
На это Томаст отвечал:
— Господин, меня привело сюда не что иное, как желание учиться и узнать то, в чём я всю жизнь сомневался и до сих пор не находил ни книги, ни человека, которые бы удовлетворительно разрешили мои сомнения. А что касается того, чтобы препираться, то я вовсе этого не хо-
