свѣло или нѣтъ — безразлично; ибо такъ приказывали его прежніе гувернеры, ссылаясь на слова Давида: Vanum est vobis ante lucem surgere[1].
Послѣ того онъ валялся еще нѣкоторое время въ постели, чтобы хорошенько пріободриться и затѣмъ одѣваться сообразно времени года; но всего охотнѣе носилъ онъ широкій и длинный халатъ изъ толстой фризовой матеріи, подбитый лисицей; затѣмъ чесался нѣмецкимъ гребнемъ, то-есть пятью пальцами, потому что, по словамъ его преподавателей, иначе чесаться, мыться и чиститься значило терять время на бѣломъ свѣтѣ.
_p._48.png)
Послѣ того марался, мочился, блевалъ, харкалъ, зѣвалъ, плевалъ, кашлялъ, рыдалъ, чихалъ и сморкался, точно архидіаконъ, и завтракалъ, чтобы предохранить себя отъ сырости и простуды, жареными потрохами, жареной говядиной, славной ветчиной и рубленымъ мясомъ и похлебкой.
Понократъ уговаривалъ его не ѣсть такъ много, вставъ съ постели, прежде чѣмъ не сдѣлаетъ нѣкотораго моціона. Гаргантюа отвѣчалъ:
— Какъ! развѣ я не сдѣлалъ достаточно моціона? Я разъ шесть или семь перевернулся въ постели, прежде чѣмъ встать. Развѣ этого не довольно? Папа Александръ[2] такъ дѣлалъ по совѣту своего врача-еврея и жилъ до самой смерти, наперекоръ завистникамъ. Мои первые учителя къ этому меня пріучили, говоря, что завтракъ укрѣпляетъ память, и сами первые пили. Я чувствую себя при этомъ очень хорошо и обѣдаю съ тѣмъ большимъ аппетитомъ.
И мэтръ Тюбаль, первый изъ парижскихъ лиценціатовъ, говорилъ мнѣ, что сила не въ томъ, чтобы скоро бѣжать, но рано выйти изъ дому; поэтому и для здоровья людей важно не то, чтобы они пили, пили безъ конца, какъ утки, но чтобы они пили съ ранняго утра. Unde versus:
|
Lever matin n’est point bon heur. |
Позавтракавъ плотно, шелъ въ церковь, и за нимъ проносили туда въ большой корзинѣ толстый требникъ въ переплетѣ, который вѣсилъ — вмѣстѣ съ застежками и засаленнымъ пергаментомъ — ни болѣе, ни менѣе, какъ одиннадцать центнеровъ шесть фунтовъ Тамъ онъ слушалъ двадцать шесть или тридцать обѣденъ; туда же приходилъ его капелланъ, закутанный, какъ удодъ, и съ дыханіемъ, пропитаннымъ, въ качествѣ противоядія, виннымъ запахомъ. Вмѣстѣ съ нимъ
- ↑ Псал. CXXVI, 2: Безполезно вамъ вставать до разсвѣта.
- ↑ Александръ V.
- ↑ Встать спозаранку не велико еще счастье, спозаранку напиться гораздо пріятнѣе.
свело или нет — безразлично; ибо так приказывали его прежние гувернеры, ссылаясь на слова Давида: Vanum est vobis ante lucem surgere[1].
После того он валялся еще некоторое время в постели, чтобы хорошенько приободриться и затем одеваться сообразно времени года; но всего охотнее носил он широкий и длинный халат из толстой фризовой материи, подбитый лисицей; затем чесался немецким гребнем, то есть пятью пальцами, потому что, по словам его преподавателей, иначе чесаться, мыться и чиститься значило терять время на белом свете.
После того марался, мочился, блевал, харкал, зевал, плевал, кашлял, рыдал, чихал и сморкался, точно архидиакон, и завтракал, чтобы предохранить себя от сырости и простуды, жареными потрохами, жареной говядиной, славной ветчиной и рубленым мясом и похлебкой.
Понократ уговаривал его не есть так много, встав с постели, прежде чем не сделает некоторого моциона. Гаргантюа отвечал:
— Как! разве я не сделал достаточно моциона? Я раз шесть или семь перевернулся в постели, прежде чем встать. Разве этого не довольно? Папа Александр[2] так делал по совету своего врача-еврея и жил до самой смерти, наперекор завистникам. Мои первые учителя к этому меня приучили, говоря, что завтрак укрепляет память, и сами первые пили. Я чувствую себя при этом очень хорошо и обедаю с тем большим аппетитом.
И мэтр Тюбаль, первый из парижских лиценциатов, говорил мне, что сила не в том, чтобы скоро бежать, но рано выйти из дому; поэтому и для здоровья людей важно не то, чтобы они пили, пили без конца, как утки, но чтобы они пили с раннего утра. Unde versus:
|
Lever matin n’est point bon heur. |
Позавтракав плотно, шел в церковь, и за ним проносили туда в большой корзине толстый требник в переплете, который весил — вместе с застежками и засаленным пергаментом — ни более, ни менее, как одиннадцать центнеров шесть фунтов Там он слушал двадцать шесть или тридцать обеден; туда же приходил его капеллан, закутанный, как удод, и с дыханием, пропитанным, в качестве противоядия, винным запахом. Вместе с ним
