скаго предъ царемъ[1]. Царь зналъ высокія добродѣтели святителя. «Германъ, такъ писалъ бывшій царедворецъ Іоанна князь Курбскій, былъ человѣкъ знатнаго рода Полевыхъ и столько же высокъ умомъ, сколько ростомъ, мужъ жизни чистой и святой, ревностный изслѣдователь священнаго писанія, подвижникъ духовный; онъ нѣсколько перенялъ и ученіе Максима философа; былъ человѣкъ простой, искренній и твердый, готовый на помощь застигнутымъ бѣдою и напастію и усердный попечитель о бѣдныхъ»[2]. — Іоаннъ въ это время иногда приходилъ въ себя, но уже страдалъ душевною немочію, которая терзала его и особенно подданныхъ его. Онъ назначилъ Германа въ митрополита; блаж. Германъ не могъ желать высокой каѳедры уже и потому, что съ дикимъ звѣремъ, какимъ бывалъ тогда Іоаннъ, жить было не легко: но по волѣ царя занялъ митрополичій домъ. Высоко уважая обязанности сана, которымъ готовились облечь его въ храмѣ, Германъ не хотѣлъ связать себѣ рукъ молчаніемъ; прежде, чѣмъ облеченъ будетъ высокимъ саномъ, онъ рѣшился переговорить съ царемъ. Разъ Іоаннъ посѣтилъ его въ митрополичьемъ домѣ. Во время разговора блаж. пастырь обратилъ рѣчь къ высокимъ и необходимымъ предметамъ жизни, тихо и кротко говоритъ царю о страшномъ судѣ Божіемъ, предъ которымъ должны дать отчетъ всѣ, подданные и цари и предъ которымъ страшно будетъ презрителямъ закона Божія, кто бы они ни были. Царь задумался и вышелъ отъ Германа мрачнымъ, въ тревогѣ души,
340
РУССКІЕ СВЯТЫЕ
