къ отступленію. Кутузовъ, съ бригадою Каменскаго, отступилъ къ Гостіерадеку, послалъ приказаніе Буксгевдену начать отступленіе и дальнѣйшаго участія въ сраженіи не принималъ.
Послѣ отступленія Кутузова былъ опрокинутъ Коювратъ, а затѣмъ послѣдовали блестящія атаки Ланжерона, Цесаревича, лейбъ-уланъ, Конной гвардіи, Кавалергардовъ и казаковъ, безъ внутренней связи между собою; всѣмъ этимъ войскамъ пришлось отступить.—На третьемъ участкѣ поля сраженія бой между Ланномъ и Багратіономъ принялъ серьезный характеръ лишь послѣ 11 час. Въ 11 час., съ прорывомъ центра союзниковъ, съ отступленіемъ Кутузова и Цесаревича, сраженіе было уже выиграно Наполеономъ, который обратился къ рѣшительному наступленію съ цѣлью развитія одержаннаго успѣха; остававшіяся еще на полѣ сраженія наши войска, не исключая и войскъ Буксгевдена, который не исполнилъ вышеупомянутаго приказанія Кутузова, были также вынуждены къ отступленію. Наша армія потеряла въ этомъ сраженіи 21,000 чел., 130 орудій и 30 знаменъ, и австрійская нѣсколько менѣе 6,000 чел. и 25 орудій.
Главными причинами неудачи всей операціи союзниковъ являлись: неправильность основной идеи операціи; пренебреженіе къ тщательному изученію обстановки и предвзятость плана, крайне опасный трехдневный фланговый маршъ, несоотвѣтствіе марша той цѣли, для которой онъ былъ задуманъ и къ которой привести не могъ, и ошибочная организація всей арміи и въ особенности ея главнаго командованія: вмѣсто одного полновластнаго и за все отвѣтственнаго главномандующаго—во главѣ стоялъ въ сущности безвластный Кутузовъ, въ дѣйствительности же всѣмъ распоряжались нѣсколько лицъ. Въ то же время главными причинами разгрома арміи союзниковъ собственно въ сраженіи подъ Аустерлицемъ слѣдуетъ признать: предвзятость идеи атаки, игнорированіе обстановки и построеніе плана атаки на данныхъ измышленныхъ; принятіе, на основаніи подобныхъ данныхъ, плана атаки, шедшей въ разрѣзъ съ дѣйствительною обстановкою, и упорное продолженіе боя въ духѣ диспозиціи, не взирая на перемѣну обстановки, при непониманіи необходимости сообразоваться съ послѣднею. «Союзники атаковали армію, которой они не видѣли; предполагали ее на позиціи, которой она не занимала, и разсчитывали на то, что она останется настолько же неподвижною, какъ пограничные столбы». Въ результатѣ армія, превосходившая противника числомъ и одушевленная прекраснымъ духомъ, потерпѣла жестокое пораженіе, а побѣдитель получилъ право сказать въ своемъ бюллетенѣ: «Императоръ, съ высоты своего бивуака, увидѣлъ съ неописанною радостью начало фланговаго движенія русской арміи… Онъ увидѣлъ тогда, до какой степени предвзятость и невѣжество въ отношеніи военнаго искусства помрачили верхи этой храброй арміи; онъ сказалъ: «…Завтра передъ вечеромъ эта армія будетъ въ моихъ рукахъ».—Русскіе «верхи» этой арміи добровольно пошли въ науку къ австрійцамъ и совершенно имъ подчинились. Одинъ Кутузовъ понималъ обстановку и, повидимому, предвидѣлъ пораженіе, но онъ не могъ поправить дѣла, ибо его не слушали. Онъ долженъ былъ бы, можетъ быть, прямо указать Императору очевидную неизбѣжность неудачи—онъ этого не сдѣлалъ, быть можетъ, предполагая, что его не послушаютъ, и не имѣлъ достаточно гражданскаго мужества рѣшиться тѣмъ не менѣе на это, чтобы вывести Государя изъ его заблужденія. Этого ему долго простить не могъ императоръ Александръ I, считавшій его чуть ли не главнымъ виновникомъ неудачи.
Во всю Аустерлицкую операцію Кутузовъ находился въ положеніи недостойномъ главнокомандующаго и то обстоятельство, что онъ примирился съ этою ролью, не говоритъ въ его пользу. Во всякомъ случаѣ о немъ какъ о полководцѣ, слѣдуетъ судить не по Аустерлицкой операціи, а по предшествовавшему ей періоду кампаніи, когда онъ не былъ стѣсняемъ въ своихъ распоряженіяхъ, или же хотя и былъ стѣсняемъ, но не настолько, чтобы не имѣть возможности разорвать налагаемыя на него оковы. Строгій разсчетъ, вѣрная оцѣнка обстановки, большая выдержка и осторожность, подчасъ и хитрость, въ необходимыхъ случаяхъ рѣшительность, а вообще всегда полная энергія и настойчивость въ достиженіи разъ избранной цѣли,—вотъ отличительныя черты Кутузова, какъ полководца, обри-
к отступлению. Кутузов, с бригадою Каменского, отступил к Гостиерадеку, послал приказание Буксгевдену начать отступление и дальнейшего участия в сражении не принимал.
После отступления Кутузова был опрокинут Коюврат, а затем последовали блестящие атаки Ланжерона, Цесаревича, лейб-улан, Конной гвардии, Кавалергардов и казаков, без внутренней связи между собою; всем этим войскам пришлось отступить. — На третьем участке поля сражения бой между Ланном и Багратионом принял серьёзный характер лишь после 11 час. В 11 час., с прорывом центра союзников, с отступлением Кутузова и Цесаревича, сражение было уже выиграно Наполеоном, который обратился к решительному наступлению с целью развития одержанного успеха; остававшиеся ещё на поле сражения наши войска, не исключая и войск Буксгевдена, который не исполнил вышеупомянутого приказания Кутузова, были также вынуждены к отступлению. Наша армия потеряла в этом сражении 21,000 чел., 130 орудий и 30 знамён, и австрийская несколько менее 6,000 чел. и 25 орудий.
Главными причинами неудачи всей операции союзников являлись: неправильность основной идеи операции; пренебрежение к тщательному изучению обстановки и предвзятость плана, крайне опасный трёхдневный фланговый марш, несоответствие марша той цели, для которой он был задуман и к которой привести не мог, и ошибочная организация всей армии и в особенности её главного командования: вместо одного полновластного и за всё ответственного главнокомандующего — во главе стоял в сущности безвластный Кутузов, в действительности же всем распоряжались несколько лиц. В то же время главными причинами разгрома армии союзников собственно в сражении под Аустерлицем следует признать: предвзятость идеи атаки, игнорирование обстановки и построение плана атаки на данных измышленных; принятие, на основании подобных данных, плана атаки, шедшей вразрез с действительною обстановкою, и упорное продолжение боя в духе диспозиции, невзирая на перемену обстановки, при непонимании необходимости сообразоваться с последнею. «Союзники атаковали армию, которой они не видели; предполагали её на позиции, которой она не занимала, и рассчитывали на то, что она останется настолько же неподвижною, как пограничные столбы». В результате армия, превосходившая противника числом и одушевлённая прекрасным духом, потерпела жестокое поражение, а победитель получил право сказать в своём бюллетене: «Император, с высоты своего бивуака, увидел с неописанною радостью начало флангового движения русской армии… Он увидел тогда, до какой степени предвзятость и невежество в отношении военного искусства помрачили верхи этой храброй армии; он сказал: „…Завтра перед вечером эта армия будет в моих руках“». — Русские «верхи» этой армии добровольно пошли в науку к австрийцам и совершенно им подчинились. Один Кутузов понимал обстановку и, по-видимому, предвидел поражение, но он не мог поправить дела, ибо его не слушали. Он должен был бы, может быть, прямо указать Императору очевидную неизбежность неудачи — он этого не сделал, быть может, предполагая, что его не послушают, и не имел достаточно гражданского мужества решиться тем не менее на это, чтобы вывести Государя из его заблуждения. Этого ему долго простить не мог император Александр I, считавший его чуть ли не главным виновником неудачи.
Во всю Аустерлицкую операцию Кутузов находился в положении недостойном главнокомандующего и то обстоятельство, что он примирился с этою ролью, не говорит в его пользу. Во всяком случае о нём как о полководце, следует судить не по Аустерлицкой операции, а по предшествовавшему ей периоду кампании, когда он не был стесняем в своих распоряжениях, или же хотя и был стесняем, но не настолько, чтобы не иметь возможности разорвать налагаемые на него оковы. Строгий расчёт, верная оценка обстановки, большая выдержка и осторожность, подчас и хитрость, в необходимых случаях решительность, а вообще всегда полная энергия и настойчивость в достижении раз избранной цели, — вот отличительные черты Кутузова, как полководца, обри-
