ну чтò ты съ моей головой будешь дѣлать? Былъ, какъ же былъ, какъ-то таинственно, намеками, заговорилъ онъ, — былъ! Да чтò говорить — первый сортъ! Я братъ тебя за это расцѣлую вотъ какъ! Ты меня знаешь какъ! Не первый день, слава Богу!
— Такъ хороша? какъ-то задумчиво и разсѣянно повторилъ старикъ, глядя въ полъ.
— Дяденька! пьянымъ голосомъ крикнулъ громко Запольскій, — дяденька! Устрой! Вѣкъ твой буду! Дѣломъ и помышленіемъ. Дѣдомъ и помышленіемъ. Твой, дяденька!
Онъ рухнулся предъ старикомъ на колѣни и поклонился въ землю, но потомъ отъ прилива крови въ голову долго не опоминался и не могъ подняться.
Старикъ сверху взглянулъ на него; не тронулся съ мѣста и холодно замѣтилъ только, махнувъ рукой:
— Ну чего ты! Ладно — сказано. Сказано. Сказано и будетъ.
Землемѣръ пилъ меньше всѣхъ, а Иванъ Мартьянычъ былъ крѣпче всѣхъ, и они принялись поднимать Запольскаго и усадили его въ кресло. Тотъ сѣлъ и опустилъ голову низко.
— Отецъ! завелъ онъ, ударяя себя въ грудь, какимъ-то плаксивымъ тономъ, который не шелъ къ его фигурѣ и его усатому, полному лицу, — отецъ, скорблю! Душа скорбитъ. Одинъ. Все одинъ. Ты же Господи вѣси! Я ссогласенъ. Дда. Чтò до меня — я ссогласенъ.
— Пора бы и ѣхать, отозвался Иванъ Мартьянычъ, замѣтившій какъ хмурился хозяинъ.
— Одинъ! Какъ перстъ! Старикъ — ты мнѣ другъ? А я, я перстъ! кричалъ исправникъ.
— Съ Богомъ! сказалъ хозяинъ, опять хлопая въ ладоши. — Возьмите этотъ перстъ! Проводи ихъ. Разхныкался. Экъ его. У меня некому помочь, работники въ полѣ. Извините.
Оба гостя подъ руки повели товарища къ тарантасу. Хозяинъ на прощанье протянулъ имъ, не пожимая, сухую руку и опять низко поклонившись остался въ комнатѣ. Запольскій тотчасъ заснулъ въ тарантасѣ; колокольчикъ загремѣлъ, и они покатили назадъ.
III.
По отъѣздѣ исправника, на другой же день, Иванъ Мартьянычъ приступилъ къ соглашеніямъ съ крестьянами. Онъ, между прочимъ, очень сошелся на сходкахъ съ своимъ хозя-
