ставлялъ кого—либо изъ семьи своей читать ему хорошія книги». Наружно онъ былъ совершенно спокоенъ, внутренно же не могъ мириться съ своимъ положеніемъ: онъ хорошо сознавалъ цѣну своему уму и жалѣлъ, что не могъ уже трудиться для блага своей паствы и роднаго города. Въ такомъ положеніи онъ прожилъ цѣлыхъ пять лѣтъ. Въ январѣ 1836 года съ нимъ открылась желчная лихорадка. Изнуренный пятилѣтнею болѣзнею организмъ его не могъ бороться съ этимъ новымъ недугомъ: 26 января, въ три часа пополудни, Николая Герасимовича не стало. Умеръ онъ совершено спокойно — точно уснулъ.
На выносъ и погребеніе тѣла его, которые совершалъ саратов. епископъ Іаковъ, собралась многочисленная публика и всѣ ученики духовныхъ училищъ, во главѣ съ своимъ начальствомъ. «Пастырь добрый! Пастырь истинный! Учитель незамѣненный»! — вотъ эпитеты, которыми публика провожала въ могилу прахъ честнѣйшаго Николая Герасимовича[1].
Прахъ Николая Герасимовича покоится въ СпасоПреображенскомъ мужскомъ монастырѣ, подъ главною церковью — мѣсто, тогда предназначенное для погребенія высшихъ духовныхъ лицъ г. Саратова.
Николай Герасимовичъ оставилъ семьѣ своей слѣдующее наслѣдство: 1 р. 50 коп. деньгами, небольшой каменный домикъ и честное имя. Супруга его, Анна Борисовна, пережила его только двумя мѣсяцами (ум. 10 апрѣля того же года), оставивъ послѣ себя двухъ дочерей безъ всякихъ средствъ къ жизни. Нашелся было одинъ добрый человѣкъ (игуменъ Моисей[2], который, въ виду заслугъ покойнаго для епархіи, попробовалъ чрезъ посредство саратовскаго семинарскаго правленія исходатайство-
——————
