Ничто, никогда и нигдѣ не скрывающіе своей ужасной вражды и не выносящіе другъ друга.
— Но вѣдь они кончатъ когда-нибудь убійствомъ?—спросилъ я.
— Это невозможно, такъ какъ мы безсмертны,—отвѣтили мнѣ изъ толпы.
— Но когда же эта свирѣпая драка кончится?—спросилъ я.
— Когда нашъ учитель услышитъ.
— Да скоро ли онъ услышитъ, наконецъ!—почти вскрикнулъ я, негодуя на то, что̀ совершилось предо мною.
Сраженіе двухъ прирожденныхъ враговъ дошло до предѣловъ крайняго напряженія; далеко кругомъ была помята трава, но противники не унимались; одолѣвалъ то одинъ, то другой, видимо равносильные, одинаково ловкіе, одинаково смѣлые. Вторя имъ, отдѣльные поединки нарѣчій и мѣстоименій тоже усиливались, становились кровопролитнѣе,—такъ сказалъ бы я, если бы видѣлъ пролитіе крови, но крови не было у этихъ безсмертныхъ и дракамъ ихъ не предвидѣлось конца…
По правдѣ сказать, я начиналъ терять терпѣніе; у меня какъ будто мутилось въ глазахъ. Все и Ничто продолжали неистовствовать, и странное дѣло: когда одолѣвало Все, оно становилось такимъ большимъ, огромнымъ, всезанимающимъ, что очертаніе его являлось для простого глаза неуловимымъ и оно, поэтому, какъ бы обращалось въ Ничто. Когда брало верхъ Ничто—оно, вполнѣ торжествуя, то-есть становясь вполнѣ ничѣмъ, тоже скрывалось изъ глазъ, дѣлалось по незначительности невидимымъ.
— Вотъ я васъ!—раздалось вдругъ гдѣ-то со стороны,—ахъ вы, негодные!..
Какъ ни въ чемъ не бывало, но очень быстро разбѣжались по своимъ прежнимъ мѣстамъ всѣ голубые и крас-
Ничто, никогда и нигде не скрывающие своей ужасной вражды и не выносящие друг друга.
— Но ведь они кончат когда-нибудь убийством? — спросил я.
— Это невозможно, так как мы бессмертны, — ответили мне из толпы.
— Но когда же эта свирепая драка кончится? — спросил я.
— Когда наш учитель услышит.
— Да скоро ли он услышит, наконец! — почти вскрикнул я, негодуя на то, что совершилось предо мною.
Сражение двух прирождённых врагов дошло до пределов крайнего напряжения; далеко кругом была помята трава, но противники не унимались; одолевал то один, то другой, видимо равносильные, одинаково ловкие, одинаково смелые. Вторя им, отдельные поединки наречий и местоимений тоже усиливались, становились кровопролитнее, — так сказал бы я, если бы видел пролитие крови, но крови не было у этих бессмертных и дракам их не предвиделось конца…
По правде сказать, я начинал терять терпение; у меня как будто мутилось в глазах. Всё и Ничто продолжали неистовствовать, и странное дело: когда одолевало Всё, оно становилось таким большим, огромным, всезанимающим, что очертание его являлось для простого глаза неуловимым и оно, поэтому, как бы обращалось в Ничто. Когда брало верх Ничто — оно, вполне торжествуя, то есть становясь вполне ничем, тоже скрывалось из глаз, делалось по незначительности невидимым.
— Вот я вас! — раздалось вдруг где-то со стороны, — ах вы, негодные!..
Как ни в чём не бывало, но очень быстро разбежались по своим прежним местам все голубые и крас-
