Тетка Маланья любила выпить; особенно любила она настаивать очищенную на брусникѣ, и именно на такой брусникѣ, которая долгое время зимовала подъ снѣгомъ.
Это было не легко найти такую бруснику. Во-первыхъ, подлѣ деревни Самочухи, въ которой обитала Маланья были только два такихъ мѣста въ сосѣднихъ лѣсахъ, гдѣ брусника водилась; во-вторыхъ, эти два мѣста были знакомы всей деревнѣ отнюдь не меньше, чѣмъ Маланьѣ, и, въ-третьихъ, тетерева и другая лѣсная птица тоже знали эти мѣста и гораздо раньше, чѣмъ деревенскій народъ, по зарѣ, посѣщали ихъ.
— А скажи, Маланьюшка,—говаривала ея родственница Аграфена,—ты бы, по-моему, на рябину перешла для настойки; не въ примѣръ сподручнѣе.
— Горечи той не будетъ,—отвѣчала Маланья,—пробовала я рябиновую, пробовала.
— Зато рябины у насъ вволю, сколько хочешь клади; ну, и въ рябинѣ запаху больше.
— Запаху? запаху больше?
— А и точно, что больше,—повторяла Аграфена.
— Испробуемъ, родная, испробуемъ.
Тётка Маланья любила выпить; особенно любила она настаивать очищенную на бруснике, и именно на такой бруснике, которая долгое время зимовала под снегом.
Это было нелегко найти такую бруснику. Во-первых, подле деревни Самочухи, в которой обитала Маланья были только два таких места в соседних лесах, где брусника водилась; во-вторых, эти два места были знакомы всей деревне отнюдь не меньше, чем Маланье, и, в-третьих, тетерева и другая лесная птица тоже знали эти места и гораздо раньше, чем деревенский народ, по заре, посещали их.
— А скажи, Маланьюшка, — говаривала её родственница Аграфена, — ты бы, по-моему, на рябину перешла для настойки; не в пример сподручнее.
— Горечи той не будет, — отвечала Маланья, — пробовала я рябиновую, пробовала.
— Зато рябины у нас вволю, сколько хочешь клади; ну, и в рябине запаху больше.
— Запаху? запаху больше?
— А и точно, что больше, — повторяла Аграфена.
— Испробуем, родная, испробуем.
